Кровавая Мачеха

— Прекрати. Не смей так про Гора! Вы росли вместе, дружили с рождения. Вы же были братьями!

— Так хотели наши семьи. Мой отец был принцем из великого рода, моя мать — принцессой. Я с раннего детства соображал в политике лучше, чем Грегори в двадцать один. Он всю жизнь только сопли жевал и плыл по течению — бревно бревном. Даже дурак Фредерик Юбочник был лучшим королем, чем когда-нибудь стал бы Грегори. Но нет — никогда никакого Виктора. Только Грегори. Никто и никогда вообще не рассматривал в этой роли меня. Не принимали всерьез. В том числе и потому, что моя бабка Анна Ларнуа думала не головой, когда ложилась под Тенмарского Дракона.

— Виктор, имей уже хоть какую-то совесть.

— Я ее уже давно поимел. Она для меня больше не привлекательна.

— Виктор, прекрати. Грегори уже нет в живых.

— Да, к счастью. Иначе мне пришлось бы или присягнуть ему, или драться с ним насмерть.

«Если поймешь, что я — это уже не я…»

Куда смотрела Элгэ все эти годы? Собственное имя — будто насмешка. Назвали — в честь богини Мудрости и Памяти…

— Если я вдруг узнаю, что ты и Тенмар… Хватит с меня Драконов! Особенно этого! Хватит с меня возомнившего о себе невесть что Тенмара — и маршала, и его земель!

— Давай я лучше соглашусь на развод. Хоть сейчас. Я хочу свободы, Виктор. Тебе тоже лучше взять в жены более подходящую тебе женщину. Разделяющую твои взгляды на страну, людей, друзей и врагов. Попроси об этом Юлиану Кантизин. Она накоротке с самим Его Святейшеством Патриархом. Если пожелаете оба, ты сможешь жениться на ней, получишь вторую корону, объединишь ваши страны.

Если императрица Юлиана, конечно, пожелает…

И Элгэ спятила, что ли? Чтобы Виктор что-то там объединил — куда ему придется деть свою маленькую тезку — императрицу Викторию Кантизин? И он вполне себе на это готов, не сомневайся. Одна надежда — Юлиане Мидантийской такой муж не нужен даром. Да и с приплатой — без надобности. Видит она все его «великие» интриги насквозь.

— Я люблю тебя! — раненым зверем прорычал Виктор. — И будь я проклят, если отпущу тебя!

Ты уже проклят. Осталось лишь понять, давно ли.

Элгэ не видела в лицо ни Мигеля Мэндского, ни Эрика Ормхеймского. И здесь нет ни Кармэн, ни Арабеллы, ни даже Ирии Таррент. Но в Лютене осталась Элен Контэ. Наивная, влюбленная Элен. И даже она способна что-то понять и запомнить. А потом Элгэ доберется и до Ирии Таррент.

Она давно расспросила бы юную бывшую графиню — если бы знала, что уже пора спрашивать.

— И она не накоротке с Патриархом. Он обвенчал Юлиану с покойным Евгением, когда тот приволок ее к алтарю за косы.

— Это сама Юлиана тебе сказала? При личной встрече?

— Дождешься от этой гордячки. Чтоб она призналась, что кто-то ее укротил и взнуздал… Элгэ, поверь: эта пышногрудая шлюха сразу не стала бы так заигрывать со мной, если б совсем ничего не чувствовала. И не стала бы сейчас юлить. Юлиана — лживая дрянь и потому была готова продаться даже никакому во всех смыслах Евгению, чтобы выжить. Но меня она хочет до сих пор. Я это прочел в ее глазах.

Типичная логика некоторых мужчин: либо моя, либо ничья. А раз чужая — значит, шлюха. Да и своя — почти в той же цене.