На исходе пути за мгновенье до смерти
Будет жестким мой взгляд, а душа уж сгорит.
Все равно я не сдамся, иному не верьте,
Если даже в итоге и буду забыт.
Наша жизнь – не смиренье с пришедшей бедою,
Не признание горьких и терпких потерь.
Наша жизнь – это битва со старухой судьбою,
За улыбкой которой скрывается зверь.
Этот мир ничто не держит больше,
Он не стоит вовсе ничего.
Я готов прожить не вечность… дольше,
Пусть за все ответит божество.
Едва песня закончилась, Эд тут же перешел к следующей. Он играл и играл, изливая душу незнакомым людям, словно в этом не было ничего особенного, словно он больше не мог сдерживать в себе тот ворох чувств, что превратился в рифмованные тексты. То и дело, чтобы пояснить, как и почему появилась песня, Эд рассказывал небольшие истории, а затем вновь начинал играть. Ему нужны были слушатели, а слушателям нужен был он.
– На сегодня, пожалуй, все, – отставляя гитару в сторону, сказал Эд. – Я благодарен всем вам, что вы уделили мне свое внимание.
Весь зал поднялся на ноги и принялся громко аплодировать. Дэвид также последовал их примеру, поскольку за прошедший час успел стать настоящим фанатом Эда.
– К сожалению, пока не могу сказать, когда снова устрою небольшой концерт, но до этого момента я надеюсь увидеть вас всех в театре. Спасибо еще раз! – Эд поднял большие пальцы над головой и спустя мгновение исчез за сценой.
Прожекторы погасли, и вместо них тут же включились люстры, с которыми ресторан вновь стал похож сам на себя. Медленно и неохотно люди возвращались к своим делам: кто-то продолжил прерванный диалог, кто-то начал собираться уходить, но были и такие, кто некоторое время молча продолжали смотреть на пустую сцену, словно не желая возвращаться в свой мирок, где все было обыденно и знакомо.
– Может быть, пойдем потихоньку? – поинтересовалась Линда у Дэвида, не сводившего глаз от пустого стула на сцене.
– Что? – он едва услышал ее далекий-далекий голос.
– Ты так восхищен выступлением?