В глазах Линды застыл непонятный ужас и даже навернулись слезы. По ее груди было видно, как участилось ее дыхание. Но она лишь молча смотрела ему в глаза.
– Что с тобой? – Дэвид потянулся и взял девушку за руку.
Она перевела взгляд с Дэвида на стол и продолжила молчать.
– Чем я тебя расстроил? Посмотри на меня.
Линда лишь отмахнулся от него, а затем резким движением высвободила свою кисть и скрестила руки на груди. Странно. Ведь Дэвид не сказал ничего такого, и тем более ничего такого, что могло бы касаться ее. Он попытался снова с ней заговорить, но она лишь покачала головой.
– Дамы и господа! – раздался громкий мужской голос, – Чтобы сделать столь прекрасный вечер еще лучше…
– Я потом тебе расскажу, – бросила Линда и тут же, как ни в чем не бывало, вместе со стулом развернулась к сцене с выражением полного восторга на лице.
– …мы хотели бы представить вашему вниманию Эда Зорена! Многие из вас с ним знакомы по его прекрасным ролям в нашем театре, но готов поклясться, что не всем известно о музыкальном таланте Эда. И потому сегодня он выступит для вас с небольшим акустическим концертом. Прошу любить и жаловать! Мистер Эд Зорен!
Бурные аплодисменты тут же разлетелись по залу. Кто-то даже не смог удержаться и, вскочив со стула, аплодировал, высоко подняв руки и крича: «Браво! Браво!»
Люди действительно знали и любили этого Эда, о котором Дэвид прежде не слышал ни единого слова. Люстры резко погасли, и единственным источником света в «Легенде об Амаранте» остались маленькие настольные лампы с бежевыми тканевыми абажурами. Но так продолжалось всего пару секунд: висящий под потолком прожектор ожил и устремил свой яркий глаз прямиком на сцену, где в самом центре на высоком барном стуле сидел мужчина. На нем были надеты классические брюки, белая рубашка с закатанными рукавами и черная жилетка, под которой прятался такой же черный галстук. К своему удивлению Дэвид обнаружил, что вместо туфель, которые так и напрашивались к образу, на Эде были белые кожаные кеды, буквально сияющие своей чистотой. В руках он держал темно коричневую концертную акустическую гитару фирмы Martinez с узким грифом и внушительного размера корпусом. Эд поднял голову, окинул взглядом зал и, вскинув руку, поприветствовал присутствующих: «Всем добрый вечер! Очень рад вас здесь видеть. Надеюсь, немного музыки не помешает вашему аппетиту?»
– Нет, не помешает! Давай играй! – откуда-то послышался женский голос.
– Спасибо за разрешение, – рассмеялся Эд, и ответная волна смеха прокатилась по залу. – К сожалению, в моем насыщенном графике не всегда остается место для музыки, но едва появляется окно, как я тут же стараюсь воспользоваться этим случаем. И сегодня именно такой вечер!
– Эдди, когда ты женишься на мне? – прокричала тучная женщина у барной стойки.
– Однажды, детка, обязательно женюсь! А пока давайте все же вернемся к вопросу музыки, – пальцы его левой руки один за другим ловко зажали несколько аккордов, а правая рука ритмичным боем оживила музыкальный инструмент.
Но это было совсем не начало песни, а лишь маневр, чтобы привлечь дополнительное внимание, хотя все посетители и так до единого смотрели только на Эда. Выдержав драматическую паузу, он наконец начал играть: гитара нота за нотой рождала медленную грустную мелодию.
Поскольку Дэвида поразила реакция присутствующих на появление Эда, то он поначалу вместо того, чтобы слушать музыку продолжал следить за людьми. В эти минуты их лица отражали одну и ту же эмоцию – восторг. И Линда не была исключением. Они с жадностью ловили каждое слово, что пел Эд.
Нельзя отрицать особое очарование, с которым он исполнял свою песню. Томный басовый голос идеально попадал в каждую ноту, то падая вниз, то возвышаясь до самых небес. Даже для человека, полностью лишенного слуха, это звучало фантастически. Сам Эд все так же сидел на барном стуле, подняв одну ногу на перекладину, а другой тихонько отбивая ритм о лакированный паркет. Едва песня началась, он тут же закрыл глаза и не открывал их до самого последнего аккорда. Его длинная русая челка, вначале прилежно зачесанная назад, то и дело сбивалась на глаза, а он настырно возвращал ее на место, резким движением откидывая голову назад. Лицо обрамляла аккуратная борода, которую еще несколько дней назад можно было назвать излишне запущенной щетиной. В те самые моменты, когда его голос, как мы уже упомянули, взмывал вверх или опускался вниз, Эд то сильно зажмуривался, то, наоборот, мышцы на его лице расслаблялись, и только брови продолжали оставаться нахмуренными.
Едва песня закончилась, люди вскочили со своих мест и принялись громко аплодировать. Что это было? Им так понравилась песня? Или же, скорее, они демонстрировали свое уважение к выступавшему творцу? Для себя Дэвид выбрал второй вариант, поскольку он показался ему наиболее реальным. Также он решил, что если выдастся случай, то обязательно стоит попасть на постановку, где будет играть Эд, чтобы воочию оценить его талант. Что-то особенное было в этом человеке: какой-то природный магнетизм и харизма, действовавшие одинаково на женщин и мужчин. Дэвид даже поймал себя на мысли, что завидует Эду и с большим удовольствием оказался бы на его месте.
– Спасибо, друзья! Спасибо. Но это только начало. Впереди я припас еще немало песен, которые обязательно спою сегодня для вас, – дабы слегка освежить горло, он сделал глоток из стакана, стоявшего рядом с ним на подставке для синтезатора. – И сейчас мы перейдем, пожалуй, к самой моей любимой песне, которую я написал много лет назад. Посмотрите друг на друга. Давайте же, смелее, – он сделал паузу, позволив людям последовать его просьбе. – Видите, как много различных судеб собралось сегодня в одном месте? Кто-то вам знаком, кого-то вы видите впервые в жизни, а кого-то больше не встретите никогда, но! Что однажды приключилось с каждым из вас и навсегда оставило свой след? – очередная пауза, Эд, прищурившись, оглядел зал и едва заметно ухмыльнулся. – Ну же? Говорите ваши версии?
– Школа! – прокричал пьяный мужчина, сидевший за столиком у самого входа.