А главврач тем временем, свинтив крышку с бутылки коньяка, кивнул на бокал соседа:
– Выпьете со мной? За проклятых баб, гореть им в аду?
– За это выпью, – мрачно ответил Крымов, проглотил остатки своего коньяка и пододвинул пустой бокальчик к соседу.
Тот наполнил до краев оба, поднял свой, Крымов – свой, и они молчком выпили. Главврач вытянул из портфеля плитку шоколада, поломал его прямо в обертке и только потом, шелестя фольгой, открыл.
– Я выпью еще, – сказал он. – А вы?
– Благодарю, я подожду, – ответил Крымов.
– Как хотите.
Троепольский налил второй до краев, сказал в пустоту: «Будьте вы прокляты, твари», – выпил, бросил в рот дольку шоколада и, тупо глядя перед собой, стал жевать. Крымову не стоило труда догадаться, что главврач уже хорошо принял на работе, а сейчас культурно догонялся, поэтому второй бокальчик так накрыл его.
– У меня была медсестра, – заговорил Троепольский. – Красотка, косившая под серую мышку. Как ее наши только ни называли: «синим чулком», «девушкой в футляре», «розой в целлофане»…
Крымов, хоть и сам был поддат, мигом навострил слух.
– Носила жуткие старушечьи очки, волосы, как старая училка, зализывала назад и собирала в пучок, косметики – ноль. Но красоту спрятать трудно. Все знали, что под ее лягушачьей шкуркой скрывается тело богини. И что сама она, как пить дать, порох, огонь в чистом виде, только умело скрывает это. И я все это знал, потому что повидал женщин на своем веку. А эта как будто таилась ото всех. К ней все подбивали клинья – впустую. И я подбивал, грешен. Даже меня она отшила, а ведь я ее начальник. Самый-самый главный, между прочим, – погрозил он пальцем. – И вот, с неделю назад засиделся я с делами в своем кабинете – и вдруг стук. На часах полночь. А стук такой особый. Как в сказке. И входит ко мне незнакомая красотка в коротком белом халатике, с обалденными ногами, – бедрами туда-сюда, грудь из халата наружу так и лезет, на голове – белая шапочка с большим красным крестом. Ну просто девица из «Плейбоя»… О, я вижу, мой рассказ заинтересовал вас?
– Еще как заинтересовал. Продолжайте.
– Я не пойму, кто это. У меня таких работниц нет. А она говорит: «Эх ты, Сан Саныч, не признал меня?» И садится на мой стол, ногу на ногу кладет. У меня в голове помутилось. А еще грудь, которая вот-вот из халата выкатится! Потом ее лицо в свет настольной лампы попадает, и я понимаю: ночная дива – это моя медсестра Лика Садовникова! Синий чулок! Мышка-норушка. И вот эта мышка, как ни в чем не бывало, встает со стола и у меня на глазах расстегивает халат. А под ним она – голая! Да такая, что поднялся я со стула, вышел из-за стола и бухнулся перед ней на колени. Целую в живот и шепчу: «Богиня! Богиня!» Но так и впрямь богиня – слово из песни не выкинешь. А потом она так в шутку говорит: «На полу нам будет неудобно». Сама меня на диван потащила и там осчастливила. – Троепольский горячо выдохнул: – Помолодел я с ней лет на тридцать, ей-богу, уже и не помню, когда мне было так сладко и хорошо, – он сокрушенно покачал головой. – И ведь мечтал в ту ночь, сидя за бумагами, именно о такой женщине. Все как по заказу…
– Выпьем? – сам предложил Крымов.
– Выпьем, – согласился главврач и стал разливать остатки коньяка.
Они выпили. На этот раз и Крымов взял дольку шоколада.
– Уходя, она сказала, что хочет стать старшей медсестрой. Я тогда не поверил ей, подумал: бред какой-то. Зачем этой богине должность старшей медсестры? Геморрой на голову? Ей бы на сцене выступать или в эротическом кино сниматься… А утром у нее пациентка умерла – «девочка с куклой», как мы ее прозвали… Коньяк закончился?
Тяжел был сейчас взгляд Крымова:
– Увы.
– Я куплю еще бутылку? Не возражаете?
ebooksa