Усадьба ожившего мрака

Инструменты полицай перебрал с ленивым равнодушием. Было видно, что в слесарном деле он ничего не соображает. Григорий стоял в сторонке, испуганно мял в руках дурацкую косматую шапку, которую его заставили надеть Стелла с Зиночкой. Сделалось скучно, подумалось, что этак вообще ничего не случится, не доверят ему ту деликатную работу, которая по силам далеко не каждому. И придется им с Власом искать свои пути, возможно, с боем пробиваться в это упыриное логово, к Танюшке пробиваться. В этот самый момент тихо скрипнула половица под осторожными, крадущимися шагами. Скрип этот Григорий услышал раньше полицая, но даже ухом не повел. Стоял, бездумно мял шапку.

В комнатушку вошел никто иной, как Штольц. Это был хороший знак. По словам Митяя, именно Штольц руководил всем в тайной лаборатории фон Клейста. И раз он соизволил явиться, значит, все идет по плану.

– Это он? – Спросил Штольц у полицая на ломаном русском и указал подбородком на Григория.

– Так точно, герр Штольц! – Полицай вытянулся по струнке, едва не уронив от усердия автомат. – Доставили, как было велено, со всем инструментарием…

– Вон пошел. – Штольц сделал выметающее движение рукой, и полицай бочком, вдоль стеночки проскользнул к выходу.

Григорий уже хотел было удивиться беспечности Штольца, решившего зайти в комнатушку без охраны, но тут же увидел маячащих за его спиной двух фрицев.

– Ты понимаешь по-немецки? – спросил Штольц, глядя куда-то мимо Григория.

Понимать-то он понимал, но вот фрицам об этом знать совсем не обязательно, поэтому Григорий виновато пожал плечами.

– Собирай это. – Штольц кивнул сначала на стол с инструментами, потом на деревянный ящик.

– П-понял! – Быстрыми движениями Григорий сгреб инструменты в ящик.

– За мной! – Велел Штольц и повернулся к нему спиной. Ох, опрометчиво повернулся. Григорий бы справился и с ним, и с его охраной, но кто тогда проведет его к Танюшке? Десна снова зачесалась, и он провел по ней языком.

Из дома выходили не через парадный, а через черный ход. Дом уже был полон гостей и разнообразных звуков. Григорий прислушался, в надежде расслышать голос Стеллы. Пока ничего, хотя, по его прикидкам, Стелла уже должна была прибыть. Из двери, ведущей на кухню, где когда-то любила пить кофе Ирма фон Клейст, доносился звон посуды, командные крики какого-то визгливого мужичка и запахи еды. Вкусные или нет, Григорий теперь не понимал.

А снаружи уже воцарилась ночь. Из ее недр наблюдать за домом было интересно. Он был похож на гигантский круизный лайнер, выплывающий из тумана. Настоящих лайнеров Григорий, ясное дело, никогда не видел, но зато читал про них и имел богатое воображение, чтобы представить. Небольшой заминки хватило, чтобы получить ощутимый тычок прикладом между лопаток. Солдаты Штольца не развлекались от скуки, как полицай, они просто спешили выполнить приказ. Больше того, Григорий чувствовал исходящий от них страх. Они боялись того, что происходило под разрушенной часовней. Знать ничего доподлинно не знали, но все равно боялись. А Штольц решительным шагом шел вперед. Он тоже спешил, вот только не выполнить работу, а вернуться обратно к гостям. Возможно, к Стелле.

Сгоревшие в ту памятную ночь внутренности часовни расчистили, не пришлось пробираться к потайной двери через завалы мусора и щебня. Вот она – немецкая организованность. Оказавшись внутри, Штольц зажег карманный фонарик, посветил Григорию прямо в лицо, наверное, с намерением ослепить перед тем, как придется открыть потайную дверь. Григорий не ослеп, но на всякий случай прикрыл лицо рукой. Пока прикрывал, Штольц уже разобрался с дверью.

– Вперед! – велел, обходя Григория со спины. Солдаты так и остались стоять на вхоже в часовню.

– К-куда – вперед? – испуганно и растерянно проворчал Григорий и шагнул на тускло подсвеченную каменную лестницу. В нос шибануло гремучей смесью запахов: гарью, кровью, лекарствами, металлом, свежеструганной древесиной. На стене вдоль лестницы висели уже не факелы, а электрические лампы – доказательства торжества прогресса, который так любил Отто фон Клейст. И подземелье, кажется, расширили. Григорий оказался в небольшом «предбаннике» с двумя металлическими дверьми. Одна дверь вела в старую камеру, в которой когда-то держали Митяя, а сейчас, наверное, держат Танюшку. А что пряталось за второй, Григорий был намерен выяснить в самое ближайшее время. У стены «предбанника» были свалены какие-то железки, а у каждой из дверей стоял часовой. При виде Штольца часовые вытянулись по струнке. Эти тоже боялись. Штольца или то, что скрывали эти тяжелые железные двери? Штольц коротко кивнул обоим, вытащил из кармана связку ключей, подошел к первой двери. С современным, весьма любопытным замком он возился довольно долго. Григорию всего на мгновение стало интересно, как быстро справился бы с замком он сам. Но глупый этот интерес исчез в тот самый момент, когда тяжелая дверь бесшумно открылась. Штольц шагнул в проем, поманил за собой Григория. Григорий для вида замешкался, а потом переступил порог. Как только переступил, под потолком зажегся электрический свет. Наверное, Штольц успел повернуть рубильник. Григорию не потребовалось время на то, чтобы глаза привыкли к смене освещения, он мог видеть все и сразу…

Митяй не врал и не преувеличивал, когда говорил, что Танюшку держат в гробу. В чертовом стеклянном ящике, стоящем на металлических козлах, накрытом прозрачной крышкой с отверстиями для доступа воздуха. И сама Танюшка выглядела ужасно. Не красивая синеглазая девчушка с румянцем на всю щеку, а изможденный лысый мальчик с кожей такой бледной и такой прозрачной, что под ней можно было разглядеть каждую венку. Танюшкины глаза были закрыты, но ресницы подрагивали и глазные яблоки двигались под тонкими веками. Григорий силой заставил себя отвести взгляд от девочки и осмотреться. Помимо стеклянного гроба в этой комнате имелся железный медицинский столик и железный же шкафчик. Больше из мебели тут не было ничего, потому комната эта больше походила на лабораторию, чем на жилое помещение. Да и кто тут сейчас живет? Танюшка, если и живет, то не здесь…

Изучая лабораторию, Григорий отвлекся от того, что творилось за его спиной, а когда вернулся в реальность, оказалось, что Штольц тоже изучает. Его изучает. Во взгляде этого ирода было холодное любопытство, а еще смертный приговор ему – Григорию. Вернее, не ему, а тому глупому мужику, решившему оказать услугу фашистам. Ну что ж, посмотрим…

Инструкции Штольц раздавал короткими, рублеными фразами. Инструкции были предельно понятны. Из металлического хлама, сваленного в предбаннике, Григорию надлежало сделать запоры на стеклянный ящик. Этакие железные хомуты, скрепленные крепкими, с виду совершенно новыми, пахнущими смазкой замками. Замки лежали на металлическом столике, рядом с медицинским лотком. На лотке Григорий разглядел пустой шприц. По всему выходило, что перед тем, как запустить в камеру постороннего, Штольц ввел Танюшке лекарство. Чтобы не мешала, не просыпалась и не сопротивлялась.

Штольц говорил, а Григорий мял свою косматую шапку и подобострастно кивал. Наверное, вид он при этом имел идиотский, потому что Штольц окинул его полным сомнения взглядом. Григорий уже начал переживать, что переиграл, когда он наконец кивнул и вышел из камеры, оставляя дверь открытой, чтобы дежурящие снаружи часовые могли видеть все, что происходит внутри. Ну, почти все. Все ж таки, имелись в камере не просматриваемые из «предбанника» углы.