Григорий взялся за работу сразу после ухода Штольца. Работал молча и сосредоточенно, не забывая осмотреться, прикинуть, что куда.
Танюшка лежала недвижимой и от этого сжималось сердце. То самое сердце, которое нынче уже почти и не билось. За самим Григорием тоже наблюдали часовые. Ровно до того момента, как из-за железной двери не донесся полный ярости и боли вопль. Так сразу и не скажешь, человеческий или звериный. Вопль этот напугал фрицев до мурашек. Даже со своего места Григорий чуял едкий запах их пота. Видать, во второй камере держали не человека. Совсем не человека…
Как бы то ни было, а от Григория фрицы отвлеклись. Да и что взять с тупоголового деревенского мужика, который только и умеет, что слесарничать, который даже вопросов не задает? Наблюдение ослабло, а ему только это и было нужно. Взяв с пола металлическую скобу, он подошел к стеклянному гробу. Предполагалось, что железных стяжек будет три, держаться они будут не только на замках, но еще и на клепках. С клепками Григорий постарался особо. С такими клепками и замки не нужны.
Он встал на колени перед Танюшкиным гробом, делая вид, что вымеряет длину стяжки и тихо, едва слышно зашептал:
– Танюшка? Ты слышишь меня, девочка?
Сначала казалось, что ничего не происходит, никто его не слышит, никто не ответит, а потом длинные Танюшкины ресницы дрогнули, веки едва заметно приподнялись, обнажая тонкую полоску белка. Она не могла ответить, но они его точно слышала!
– Ты ж моя хорошая… – Григорий ласково коснулся пальцами холодного стекла. – Слушай меня, Танюшка. Слушай и запоминай!
Эта часть плана тоже была узким местом. Возможно, самым узким во всей их операции. Да, Григорий сумел бы разобраться с охраной и, наверное, сумел бы вытащить девочку из лаборатории. Возможно, для этого ему пришлось бы снова войти в поток. К такому повороту событий он был готово, но спасение Танюшки было лишь частью плана. Никто из них не будет в безопасности, пока фон Клейст и его выкормыши не подохнут. Никто из них не сможет спать спокойно, зная, что по их земле гуляют кровопийцы. Все должно решиться сегодня. Он, Григорий, должен положить конец всему этому ужасу. И если для этого придется положить и собственную голову… Ну что ж, он готов. Он всякого натворил на своем веку. И плохого, и хорошего. Не сказать, что он нажился на белом свете и так уж торопится уйти в мир иной, но кто сказал, что существование, которое ему уготовано, это жизнь?
Он говорил, а руки его порхали над металлическими скобами, прилаживая, примеряя всю эту чертову конструкцию к ящику из стекла. Фон Клейст, кем бы он ни был, какой бы адской силой не обладал, боялся эту хрупкую девочку. Боялся до такой степени, что решил подстраховаться, укрепить ее гроб железными обручами. Митяй говорил, что Танюшка уже пыталась проснуться, и однажды ей это даже удалось. Чем она швырнула в дверь? От чего на металле осталась вот эта вмятина? Не важно! Главное, что сил ее хватило, и, если верить подслушанному Митяем разговору, сил этих с каждым днем становилось все больше и больше. Оттого и крышка. Оттого и железные скобы с мудреными замками.
Григорий уже прилаживал самую последнюю скобу, когда откуда ни возьмись объявился Костяная башка в призрачной своей ипостаси. Появился внезапно, сунулся черепушкой сначала Григорию под руку, а потом прямо в стеклянный гроб. Не было для него в этом мире никаких преград.
– Ну привет, – сказал Григорий мысленно. Разговаривать с Костяной башкой вслух не было никакой нужды.
Призрачный пес зыркнул на него красным глазом и положил костяную голову прямо Танюшке на грудь. Все, как рассказывал Митяй.
– Пришел поддержать хозяйку? – снова мысленно поинтересовался Григорий, косясь в сторону ведущей в «предбанник» двери. И он, и ребятишки могли видеть Костяную башку, а это значило, что и фрицы могут. Или не могут?
Григорий перевел взгляд на призрачного пса. Тот вздохнул. Из пасти его вырвалось серебристое облачко, и на мгновение крышка гроба покрылась ледяными узорами. Танюшкины ресницы снова дрогнули, а потом ее глаза широко распахнулись. Несколько мгновений взгляд ее был бездумным, а потом сделался осознанным. Смотрела она прямо на Григория, в душу ему смотрела. Сердце снова сжалось, и кровь потекла по жилам быстрее. Черная упыриная кровь.
– Дядя Гриша… – Раздался тихий Танюшкин голос прямо у него в голове. – Мне нужно…
– Тише, детка… – Он тоже больше не говорил вслух. С Танюшкой сейчас можно было общаться, как с Костяной башкой. – Ничего не говори. Послушай меня. Это очень важно, Танюша. От этого зависит твоя жизнь.
За спиной Григория послышался шорох, это один их часовых все-таки решился посмотреть, чем он занимается, как движутся дела. Григорий обернулся, испуганно прижал ладонь к груди, заполошно охнул, демонстрируя свой страх. Часовой небрежно ткнул его прикладом в плечо, кивнул на лежащие на столике замки.
– Д-да уже почти… – забормотал Григорий, подобострастно улыбаясь. – Вот с-сейчас п-примерочку закончу и все…
Часовой брезгливо поморщился, отступил к двери. Отступал спиной, не сводя взгляда со стеклянного гроба. Григорий тоже посмотрел. Танюшка лежала ни живая, ни мертвая. Костяная башка испарился. Вот и хорошо. Молодцы – ребятки.
– Таня, ты меня слышишь? – спросил Григорий мысленно, когда фриц вернулся на свое место.