Кони

22
18
20
22
24
26
28
30
6

…Одной из мудрых наставниц Анатолия была литература. Взыскательное отношение к книге в семье уберегло мальчика от чтения второсортных поделок. Восьми лет он уже перечитал исторические романы Ивана Ивановича Лажечникова, своего крестного отца. В студенческие годы Кони постоянно бывал у Лажечниковых дома и поддерживал с Иваном Ивановичем самые теплые отношения. От Лажечникова оп много слышал восторженных слов о Пушкине, с которым писатель был хорошо знаком и даже предотвратил однажды его дуэль с гвардейским офицером. Любовь к Пушкину, к его чарующей поэзии Кони пронес через всю свою жизнь.

В начале пятидесятых годов появились «Записки охотника». Тургенев не скрывал, что основной идеей его рассказов был протест против тяжелого положения крепостных крестьян. Он даже считал, что «Записки охотника» оказали влияние на тех, кто подготовил отмену крепостного права. В 1855 году выходит роман «Рудин». Затем, на протяжении шести лет, — «Накануне», «Дворянское гнездо», «Отцы и дети». Под влиянием этих книг формировалось мировоззрение молодого Кони. «Вступление в юность… совпало для меня с удивительным расцветом русской литературы в конце пятидесятых годов. Говорить о том, что чувствовалось и внутренне переживалось при появлении «Рудина», «Первой любви», «Накануне» и, в особенности, «Отцов и детей», при появлении «Обломова» и «Тысячи душ» — значило бы передавать историю литературных впечатлений всех людей моего поколения».

Самостоятельность суждений молодых героев Тургенева и — главнее! — самостоятельность поступков не могли не вызвать отклика в душе гимназиста Кони. Литература подтолкнула его к тому, к чему он уже был подготовлен жизнью.

Кто знает, возможно, переезд Федора Алексеевича в Петербург был продиктован не одним только стремлением добиться литературного успеха в столице… В переписке супругов того времени слышатся отголоски семейной драмы. Но любовь пересилила — Ирина Семеновна приехала вслед за мужем в Петербург. Здесь и родились их оба сына. Семейные же дела не наладились. Мир и спокойствие в семье Кони были редкими гостями.

Обстановка в семье действовала на Антолия, горячо любившего родителей, угнетающе. Лет через десять он писал одной своей близкой подруге: «Тебе, моему лучшему другу, сестре моей, я могу сказать, что по отношению ко мне с братом применяется стих Некрасова:

В нас под кровлею отеческой, Не запало ни одно Жизни чистой, человеческой, Плодотворное зерно.

В нас развивали ум, забывая вовсе сердце и характер и, откровенно говоря, среди двух-трех семян ума посеяли немало плевел душевной нивы. Видит бог, что я не хочу корить моих стариков, — я благодарю их за их доброту, я люблю их, — но горькие воспоминания против воли теснятся в моей груди и мучительно сжимают сердце. Как-нибудь я расскажу тебе подробно мое детство и ты сама увидишь как много права имею я жаловаться на пропавшие бесследно годы. Скажу одно — в 14 лет я вырвался из дому и стал вырабатываться сам (нечего сказать — хорош выработался!..)»

Признание это — как крик души. Пройдут годы, Кони избавится от юношеского ригоризма[5], многое поймет и оценит по-другому, станет терпимее, но… из песни слова не выкинешь!

«Семейная разруха», как точно определил потом Анатолий Федорович отношения между родителями, их постоянные денежные затруднения и… романы Тургенева навели мальчика на мысль «обрести самостоятельность». Для начала самостоятельность материальную.

Никита Семенович Власов, директор гимназии, был сторонником того, чтобы ученики старших классов давали уроки тем, кто готовился поступать в высшие классы гимназии. Занялся «педагогической деятельностью» и Анатолий — давал уроки алгебры и геометрии. Умение излагать предмет ясно и доходчиво создало ему даже популярность среди учеников. Дети относились к нему восторженно. Родители платили. Но педагогический хлеб оказался нелегким, изматывал. Да и занятия в гимназии требовали напряжения и усидчивости — нагрузка в старших классах была чрезвычайно большая. Зато какое удовлетворение испытывал Анатолий от того, что тратил на себя деньги, заработанные «в поте лица своего». И в дальнейшем, в университетские годы, он зарабатывал себе «на хлеб» уроками, упорно отказываясь от помощи, которую предлагал ему отец.

«УНИВЕРСИТЕТЫ»

1

«В 1861 году, — вспоминал Кони, — я и четверо моих товарищей (Кобылкин, Лукин, Сигель и Штюрмер) решились выйти из 6-го класса гимназии прямо в университет, который нас давно манил своими лекциями, доступными тогда почти для всех. Уже со школьной скамьи мы ходили слушать блестящие чтения Н. И. Костомарова и лучшими мечтами души жили в университетских стенах».

В гимназиях было семь классов, и для получения аттестата, дававшего право поступления в университет, следовало пройти полный курс обучения. Закончившие гимназию могли также получить места канцелярских служителей высшего разряда, им ранее других присваивали первый классный чин. Те, кто не прошел полный курс, могли попытать счастья и держать экзамен в университет в качестве лиц, получивших домашнее образование. Такое новшество ввели в 1857 году, открыв этим университет для молодежи из низших сословий.

В одну из майских недель специальная комиссия при университете принимала экзамен. Экзаменаторы «проявляли строгость», но Кони выдержал испытания блестяще. Его ответы на дополнительные, сверх программы, вопросы по математике привели в восторг знаменитого академика Сомова, пожелавшего даже показать способного юношу самому ректору.

В последний день экзаменационной недели Анатолию предстояло пройти испытания по немецкому и французскому языкам. Он знал их с детства и был спокоен. В оживленной толпе экзаменующихся его разыскал «молодой стройный человек высокого роста, с едва пробивавшейся пушистой бородкой, холодными глазами стального цвета и коротко остриженной головой. Он извинился и чуть смущенно сказал:

— Я знаю, что вы отличный знаток математики, я же не приготовил двух последних билетов из тригонометрии, да и вообще слаб по этой части… Не можете ли вы мне объяснить их?

Кони с удовольствием согласился. Они нашли свободное место за большим столом и, не обращая внимания на кипевшие вокруг страсти, занялись тригонометрией. Анатолий отметил для себя, что этот изысканно вежливый юноша, одетый по моде в широкие серые брюки, длинный белый жилет и коричневый однобортный сюртук, чрезвычайно умен и талантлив.

…Они встретились, выходя из аудиторий, — Кони от «немца», молодой человек от математика.

«Его красивое лицо было радостно взволновано. Он быстро подошел ко мне и, протягивая обе руки для крепкого рукопожатия, воскликнул: «Представьте! Последний билет! Последний!! И — весьма удовлетворительно! Как я вам благодарен. Мы, конечно, будем встречаться. Вы ведь, без сомнения, юрист?» — «Нет, я иду на математический факультет по чисто математическому разряду…»

Эта последняя фраза Анатолия Федоровича ввела в заблуждение целый ряд его биографов. Вслед за Кони, они повторяли ошибочное утверждение о том, что поступил он в Петербургский университет «на математический факультет по чисто математическому разряду». На этот раз Кони подвела память. В 1861 году в университете не существовало математического факультета, а имелся физико-математический. Да и в архивах автору удалось обнаружить следующее «свидетельство»:

«Предъявитель сего Анатолий Кони, поступив в число студентов императорского Санкт-петербургского Университета в августе 1861 года, слушал науки по физико-математическому факультету разряду Естественных наук при поведении очень хорошо, а 20 декабря 1861 года по случаю закрытия университета уволен… из первого курса, почему правами, предоставленными студентам окончившим курс наук, воспользоваться не может; при вступлении же в гражданскую службу, на основании Свода Законов (изд. 1857 г.) Устава о службе… имеет право быть причисленным ко второму разряду чиновников. Во уверение чего и выдано ему, Кони сие свидетельство из Правления университета, за надлежащим подписанием и с приложением малой Университетской печати.