Мисс Моул

Глава 10

Увидев эту парочку за завтраком на следующее утро, никто бы не догадался, что их отношения изменились. Рут отличалась стеснительностью, а Ханна – хитростью, и обе были чересчур осторожны, чтобы вести себя иначе, чем раньше. Мисс Моул не хотела лишний раз подчеркивать, что победила. Враг скоро капитулирует на ее условиях, так зачем усиливать ревность Этель? По мнению последней, Уилфрид нес откровенную чепуху, когда намекал, будто мисс Моул – самая очаровательная женщина на свете, но в его чепухе обычно оказывалось достаточно правды, которая могла и больно жалить, и утешать, и бедняжка Этель, не умеющая скрывать свои чувства, была обижена и озадачена. Чем эта женщина могла его очаровать? – казалось, безмолвно вопрошает она, переводя взгляд с мисс Моул на Уилфрида. Девушке в ее двадцать три Ханна представлялась почти старухой, давно шагнувшей за черту возраста, когда можно считаться привлекательной. Экономка даже не была хорошенькой, но Уилфрид, находясь рядом, всегда наблюдал за ней. Дочке проповедника нравилась мисс Моул – и нравилась бы еще больше, если бы та совсем не нравилась Уилфриду. Однако же Ханна дарила чувство безопасности: если вдруг коттедж загорится или кто‐то из домочадцев заболеет, мисс Моул сразу подскажет, что делать. С ее появлением жизнь стала намного комфортнее. Этель была благодарна, что экономка освободила ее от утомительного планирования завтраков, обедов и ужинов и попыток заставить Дорис выполнять свои обязанности по дому, но при этом не испортить отношения со служанкой в миссии, чтобы та не жаловалась другим членам девичьего клуба на строгую работодательницу. Существовало множество причин, по которым Этель была отвратительной домохозяйкой, и столько же – почему мисс Моул казалась идеальной в этой роли. В сорок лет все отвлекающие желания, амбиции, надежды и разочарования должны были пройти, оставив ум спокойным и удовлетворенным повседневными делами – состояние, которому Этель иногда завидовала, однако чаще она все же жалела мисс Моул и старалась верить, что комплименты Уилфрида в адрес экономки – его новый способ привлечь к себе внимание самой Этель.

Естественно, никто не видел мисс Моул, когда она находилась одна в своей голубятне, и никто не был посвящен в ее сны и грезы наяву. Новые подопечные были слишком молоды и слишком поглощены собой, чтобы понять, что жизнь экономки так же важна для нее, как их жизнь важна для них, и что у мисс Моул не меньше возможностей для приключений и романтики, что для нее принять настоящее за образец будущего означает смерть. Ею двигала надежда, а не недовольство, а то, что Этель принимала за смирение, свойственное среднему возрасту, являлось умением создать драму из банальностей. В обители проповедника собралось маленькое общество, само по себе довольно заурядное, но представляющее любое общество в миниатюре, с теми же интригами внутри и теми же грозящими извне опасностями. Его признанным главой был Роберт Кордер, который, в силу уверенности в себе и своем положении, не подозревал, что подвергается критике со стороны возможного преемника и что его подданные могут взбунтоваться. В одном из своих публичных выступлений или в проповеди он описал бы дом таким, каким его видела Ханна: как маленькое сообщество, в котором сила личностей посрамляет теории поведения, а гибкость преобладает над жесткостью; он сказал бы, что нет жизни без перемен и борьбы, и, разворачивая метафору (Ханна обожала сочинять за него проповеди!), уподобил бы молодых людей растениям, которым нужно давать простор и воздух, а старших – мудрым садовникам, которые не ограничивают юный рост и не подрезают побеги, пока те достаточно не окрепнут. Преподобный не сомневался бы в своих словах и верил, что следует собственным советам, но у себя дома держал саженцы в тесных горшках и полагал, будто им там удобно. Довольно и того, что отец дал им хорошую почву, а процветание является привилегией и долгом молодых ростков. Время от времени мистер Кордер бросал на них взгляд, убеждался, что они на том месте, куда он их поставил, и принимал подчинение за удовлетворение, а нахождение поблизости – за доброе отношение. Несомненно, он хотел, чтобы дети росли, в этом Ханна отдавала ему должное, но возмутился бы любым отклонением от формы, которая ему нравилась. Пусть он и не размахивал садовыми ножницами открыто, все знали, что они у него в кармане. Существовал общий заговор, чтобы держать детей в рамках, и вся борьба молодежи велась в подполье. Преподобный был занятым человеком и не стал бы искать того, что скрыто.