— А то нет, — вздохнул карлик и почему-то посмотрел на свою шляпу.
— Погодите, дедушка, вы ж говорили, что тут два колдуна были, а теперь выходит, что одна все-таки колдунья.
Старик, поморщившись, почесал в затылке. Вероятно, думать поврежденной головой тоже было больно.
— Так это ж в другой раз было, юноша, — наконец сообразил он. — Они ж, пришлецы эти, чуть ли не каждый день здесь битвы устраивают. Вот только не помню, когда ж меня садануло-то. Третьего дня или на той неделе? Нет, забыл.
Антон решил больше не мучить несчастного, но еще один вопрос все же пришлось задать. То есть даже два, но сразу, чтобы не затягивать мучения.
— Скажите, дедушка, что за пришлецы такие? Поглядеть на них можно?
Карлик удивленно заморгал.
— А зачем тебе на них смотреть, юноша, коли ты сам, ежели по одежке судить, из них будешь? А впрочем, — добавил он, надевая шляпу и поворачиваясь к лесу, — тебе видней. Хочешь — смотри. Сейчас кто-нибудь появится. Они завсегда, как своего почуют, тут же появляются. И биться начинают. Так что ты смотри, а я, пожалуй, пойду. Прощай, юноша! Спасибо, что хоть поговорил со стариком, а не как эти — сразу молнией.
Антон не успел ответить, потому что за спиной у него раздался странный звук, похожий на ржание лошади.
Антон ни секунды не сомневался, что это не обычная лошадь. Конечно, единорог. Именно такой, какими и должны быть единороги. Длинноногий, белогривый, с витым мраморного цвета рогом. Лишь одна деталь портила картину, и эта деталь сидела на единороге верхом. Обыкновенная девчонка — «у-у-у-у-у, восьмиклассница». Яркая помада, от всей души подведенные глаза, старательно замазанные веснушки. И сплошные острые углы локтей, ключиц и коленок. Поверх легкомысленной футболки и шортиков она нацепила фиолетовую бархатную мантию, а прическу украшала серебряная — по крайней мере, по цвету — диадема. Но в общем и целом и она бы смотрелась вполне себе терпимо. Если бы девчонка не заговорила.
— Поворочись, смертный! — пропищала она слишком тонко, чтобы действительно кого-нибудь напугать. — Никому не позволито без спроса втаргиваться во владетельство феи Маркитаны. Я испепеливаю каждого негодяя, нарушивающего мои законодательства.
Антон слушал раскрыв рот. Несомненно, девчонка пыталась говорить по-русски. Но что-то у нее не складывалось. Может быть, иностранка? Но почему тогда никакого акцента не слышно?
— Защищай свою ничтожественную жизнь, если посмелишься!
Рассмеяться он не успел. Защититься тоже. Огненный цветок вспыхнул в паре метров от него и поднялся на такую же высоту, едва не опалив ресницы. Антон отшатнулся, поскользнулся и завалился на спину. И это даже к лучшему, потому что в то место, где он только что стоял, ударил разряд молнии. Наверное, слабенький. Даже ничего не сжег. Но память, как тому старику, точно отшибить смог бы.
— Мои смертеносные удары неминующе посразят тебя! — продолжала визжать девчонка.
— Да погоди ты, дуреха! — закричал Антон, уходя перекатом от очередной атаки. — Не хочу я с тобой сражаться!
Но она не слушала и продолжала метать в него молнии.
Антон уже не смеялся. Наоборот, он почувствовал, как в нем закипает злость на эту офеевшую дуру. Даже не закипает, а нарывает. И через мгновение он точно знал, где именно находится этот нарыв. На левой ладони вздулся волдырь, как от ожога. Но кожу жгло не снаружи, а изнутри. И когда Антон понял, что не может больше терпеть, что огонь сейчас выбьется на волю, он вытянул руку в направлении девчонки, раскрыл ладонь и позволил волдырю прорваться.
К счастью, что-то она все-таки понимала в магии и за долю секунды до того, как стена огня прошлась по бывшей деревне и окрестностям, растаяла в воздухе. Ее саму не очень-то и жалко было, а вот поранить единорога очень бы не хотелось. Но, кажется, Антон его не задел.
Хотя, если честно, он больше смотрел на свою ладонь, чем по сторонам. Ничего особенного — рука как рука. Даже следа от нарыва на ней почему-то не осталось. И не болит совсем. В смысле, сама ладонь не болит. Зато все тело сделалось тяжелым, неповоротливым и отзывалось резкой болью при любом шевелении. То ли вдруг заново воспалились все ссадины и синяки, полученные за последние сутки, то ли это огнепускание на него так подействовало. И в голове словно все выжгло. Только слабо дергалась одна-единственная нехитрая мысль: «Вот оно, значит, как? Значит, и я тоже?»