Нелегко себе признаться, но я не могу до конца поверить: вправду ли передо мной мама и папа? Видны только лица — призрачные, неподвижные… Нет, я верю, верю! И буду говорить с ними как с родителями.
— А что вы делаете здесь? Сидите… ну стоите то есть… и все?.. Чего ждете? Скоро это закончится?
— Через пятьдесят лет — может быть, — произносит мама, я опять начинаю отличать ее голос от папиного. — А может, через сотню. Или через тысячу. Но здесь время идет иначе. Мы разговариваем, если нам становится скучно. Иногда нам разрешается побеседовать с другими, кто находится в этом мире. Еще реже — увидеть издали рай.
Меня пробирает морозная дрожь.
— И что, отсюда никто не уходит? До срока?
Родители переглядываются.
— Нет, Аля, — отвечает мама. — Никогда не бывало.
Молчат о чем-то? Не хотят пугать? Они и в жизни говорили неправду редко, а уж в чистилище — тем более…
— Мама! Не ври, пожалуйста! Расскажи обо всем! — Приближаюсь, протягиваю руки, будто хочу тряхнуть ее за плечи — призраки медленно уплывают в сторону, не поймать.
Я тяжело вздыхаю.
— Те, кого взяли в рай, — они как-нибудь искупили вину? Папа! Ну скажи же!
Ни слова в ответ.
— Или им помогли
От этой догадки мне становится легче. У родителей, выходит, была самая заурядная, не страшная причина молчать!
Опять безмолвный разговор между мамой и папой — лица на секунду оживляются, быстрый взгляд, кивок…
— Мы иногда встречаемся с другими, — сказал папа. — Обмениваемся слухами. Есть способ говорить и на расстоянии… И вот одну из нас… молодую женщину, у нее было много темных пятен-грехов, такие не отмаливаются скоро… ее забрали наверх Вышние Силы. Отмучилась. А к ней за неделю до того являлся на свидание брат из реала. Мы ничего не знаем, но пошли слухи. Просто слухи.
— Короче, он заплатил за нее, этот брат? Да?
— Тише! — воскликнула мать и снова будто ожила. — А ну перестань, не кощунствуй! Не может быть…
— Мы-то надеялись, — грустно проговорил отец, — ты хотя бы сейчас, после нашей смерти уверуешь… А ты все меряешь деньгами.
— Я думала у вас спросить, — сказала я, — думала спросить, что мне делать. Потому что сейчас не знаю, верить мне или нет… Все так перепуталось. Но теперь важно другое. Если надо заплатить, я узнаю — кому, я заплачу! Я помогу вам.