Антон поднял голову и посмотрел на свежую полосу выжженной земли, наискось перечеркнувшую старое пепелище. Да, и он тоже. Он покачал головой и тут же сморщился от резкой боли в затылке. Ужасно захотелось домой. То есть не совсем домой, а на ту скамейку в парке. Обязательно нужно рассказать Вальке о том, что тут творится. А если он уже знает — еще лучше. Валька — правильный человек, он все поймет. Поймет, что нельзя это так оставлять. Нужно защитить мир мечты от малолетних визитеров, еще и говорить-то толков не научившихся, но уже получивших в дар от неведомых богов невероятное могущество. Понятное дело, вдвоем тут не справиться, потребуется помощь. Но не от Пискунова с его отморозками, это уж точно. Придется создавать свою организацию. Секретную службу, тайную полицию для борьбы с этими ведьмами и феями. Вот именно, инквизицию. Антон уже и название придумал подходящее: ауто-да-фэ.
Марина Маковецкая
Осенний день без рая
Человек, сидящий за столом, едва заметно шевельнулся — или почудилось? Лицо в тени, выражения не разглядеть.
Обстановка вокруг видится неясно, стены колышутся, будто застланные туманом. И тихо. До чего же тихо…
Я шагнула к столу. С трудом разлепила губы, но не смогла выговорить ни слова.
— Ты чувствуешь, что я для тебя — как друг, — сказал сидящий. — Как самый близкий человек. И в то же время ты боишься. Нелогично. Разве это страшно — облегчить душу?
Ну же, сказала я себе. Усилие, точно тяжелый камень сдвигаешь с места. И слова полились сами, как поток.
— Помню, утром летела через город, и модуль был переполнен… (Говорю или думаю? Думаю или говорю?) Обычная утренняя давка. И эта девочка, когда я ее случайно толкнула — лицо у нее вдруг стало таким растерянным… Ерунда, конечно. Но вспомнилась другая девчонка, Алена, которую мы дразнили в школе. Давно-давно. Как она смотрела на нас — тот же испуг…
Тень так плотна, что не видно глаз сидящего. И все же ощущение пристального взгляда:
— Про Алену ты уже рассказывала. Вспоминай главное.
Да есть ли вообще у него лицо?
— В детстве мы часто ругались с отцом. Я все делала наоборот. Папа ругал за то, что часто лазила в виртуал. Мол, пойди побегай, для здоровья полезно… Хотел, чтобы стала юристом, поступила в юридический лицей. А я уже тогда мечтала быть программером. И теперь…
Я говорила, и страх окутывал меня. Не это сейчас было важно, не детство и даже не отец, а другое, более глубокое… глубже, чем хочет узнать сидящий… и вот об этом важном — ни слова. Молчи, молчи. Но могу ли таиться, когда он видит меня насквозь?
— Опять не главное… — мягко сказал безликий. — Доверься, прошу тебя. Я лишь твое отражение, ничего кроме. Зеркало, которое сделали люди. Программа. Страшиться тут нечего.
Почему-то пришло в голову, что будь у сидящего лицо — глаза скрывались бы за черными очками.
— Если ты отражение — пусти меня к родителям! — выкрикнула отчаянно, глупо. Сама от себя не ожидала. Впрочем, ведь и крик здесь — это не больше чем мои мысли?
— Я пущу, — человек встал. — Может быть. Если поговоришь о своих сомнениях. О безверии… Подумай — я всего-навсего хочу тебе помочь.
Что-то шевельнулось у него за спиной. Белесое, светящееся.
Крылья?