— Поговори у меня!
Лоб Зарена глухо стукнулся о столешницу.
— Да я молчу, молчу.
Котя вздохнула. Дядька Зарен был далеко не трус, трусы в Чарусь не ходили. И упрямец он был знатный, и вредности хоть отбавляй. Красивый черноглазый рыцарь мог бы его отлупить, но принудить — вряд ли. А если б рыцарю вступило мальцов с полатей стащить, да пригрозить, упрямец-Зарен мог бы и в топь завести, с него станется. Котя надеялась, что рыцарь таки не разбойник, и на крайности не пойдет.
Но вытрясти дорогу из дядьки надо. Кроме него — некому.
— Поведешь или нет, зараза?
Тальен вздернул дядьку за волосы, развернул лицом к себе, приподняв так, что бедняге пришлось привстать на цыпочки.
— Вот я вам кое-что покажу, господин, — прохрипел мужик. — Мож, раздумаете в Чарусь идти.
Из ноздри у него текло, прям на рыжую бороду, в которой потерялась квашеная солома.
— Ну, покажи. — Тальен отшвырнул строптивца, обтер руку о подол.
Зарен шмыгнул носом, утер рукавом юшку и отошел к лавке. Поставил на нее правую ногу и принялся закатывать широкую штанину из серого кудлатого сукна.
Котя заранее стиснула зубы. Этой раны она не видала уже года два.
С тех пор рана ненамного изменилась. Да трудно назвать раной сплошь изъеденные черными дырами голень и икру. Ниже колена нога дядьки походила на вскопанную грядку. Тогда, два года назад, в ней еще и черви кишели.
Зареново упрямство было сильнее увечья, и дядька почти не хромал. Все и позабыли, как он едва не лишился ноги.
Рыцарь присвистнул.
— Чем это тебя так?
— Змеюка ядовитая тяпнула. — Мужик опустил штанину и сел на лавку. — Свезло, я домой уже шел, марево нес. Им и полечился, а так сдох бы нахрен, и чудики меня б стрескали.
— Что, змей там много, в Чаруси вашей?
— Кишмя кишат. Князь-змея там живет, а то детеныши его. Вот один меня и ужалил.
— Князь-змея? — заинтересовался Тальен. — Это что же за тварь такая?