Тедди молчал. Ни звуком, ни намеком. И молча принял срок – восемь лет.
Собственно, пожизненную ренту ему должен был выплачивать Деян. Или Кум.
Он молчал – пусть Деян выговорится. Молер уже прошел щенячьи курсы – прибегал на зов, аккуратно, не дергая, шел на поводке. Мало того – оказывается, есть специальный курс, называется
– Посмотри! Я щелкну, и он повернется на сто восемьдесят градусов, – Деян нажал кнопку на маленькой металлической коробочке.
Щенок внимательно посмотрел на него, склонил голову на бок и не шевельнулся. Пожал, так сказать, плечами.
– Ну да, голову он повернул, – согласился Тедди. – Но не на сто восемьдесят градусов.
За спиной прогрохотал пригородный поезд.
– Все будет, Тедди, все будет. Наклон головы влево – первый шаг большого пути. – Деян наклонился и почесал щенка за ухом. – Не так ли, малыш?
Тедди не верил своим ушам. На его памяти Деян ни с кем не обращался с такой нежностью. Разве что с собственным членом.
Вдалеке маячило большое здание библиотеки, а направо – ярко раскрашенные ряды многоэтажных жилых домов – наследство «миллионной программы»[53].
Здесь жили студенты-стоматологи, экономисты предприятий.
В суд, вон там, в стороне, приезжали адвокаты, прокуроры и судьи. Но не дальше. Не больше пяти минут от вокзала. Отработал – и, не оглядываясь, назад, на электричку.
Пора поговорить о деле.
– Деян… помнишь, несколько недель назад я спрашивал про Матса Эмануэльссона? Что тебе про него известно?
– Помню… и не считаю это подходящей темой для разговоров. Предлагаю забыть всю эту историю.
– Ну нет. Я не собираюсь ее забывать. Ты сказал, что он был завзятый игрок.
– Был.
– Но не сказал, что финансировал его игру один из наших.
– Что ты несешь?
– Деян, – Тедди слегка повысил голос. – Ты меня знаешь. И знаешь, что я тебя спас. Я отсидел восемь лет, ты гулял на свободе. Так что сделай одолжение – не ври мне.