Талтос

– Мона Мэйфейр, ты вообще ничего не ела! Ты живешь на картофельных чипсах и прочей гадости!

– Убирайся отсюда! – твердо произнесла Мона. Эухения тут же исчезла.

– Но ведь она старается заботиться по-матерински и все такое прочее, – вступилась за служанку Мэри-Джейн. – Почему ты кричишь на нее?

– Я не желаю, чтобы кто бы то ни было относился ко мне по-матерински. И кроме того, она так ко мне не относится. От нее уже нет житья. Она думает… она думает, что я… что я скверная девчонка. Объяснять это слишком долго. Она вечно бранит меня за все подряд.

– Да, но ведь когда отцу ребенка столько лет, сколько Майклу Карри, понимаешь, люди начинают обвинять или его, или тебя.

– Откуда ты знаешь об этом?

Мэри-Джейн перестала поглощать еду и поглядела на Мону.

– Ладно, но ведь это он, не так ли? Я вроде как вычислила, что ты влюблена в него, еще когда была у вас впервые. Я вовсе не хочу сказать, что ты сумасшедшая. Думаю, любовь сделала тебя счастливой. И это ощущение не покидает меня и сейчас: ты счастлива, потому что он отец твоего ребенка.

– Я не слишком в этом уверена.

– Ох, но это он, – заверила Мэри-Джейн.

Она подцепила вилкой последний кусок телятины, отправила его в рот и с наслаждением стала жевать: смуглые гладкие щеки ходили ходуном, но на них не появлялись ни складки, ни морщинки – ни малейшего искажения. Вот уж действительно красивая девушка.

– Я знаю, – произнесла она, как только смогла проглотить мясо, прожеванное настолько, чтобы только не повредить горло и не подавиться до смерти.

– Послушай, – сказала Мона, – это нечто такое, о чем я еще ни с кем не говорила, и…

– Все знают об этом, – сказала Мэри-Джейн. – Беа знает об этом. Она рассказала мне. Ты знаешь, что может спасти Беа? Эта женщина сумеет преодолеть свою скорбь по Эрону только по одной простой причине. Она никогда не перестанет беспокоиться о ком-нибудь еще. Она действительно тревожится о тебе и о Майкле Карри, потому что у него есть эти гены, как всем известно, а он муж Роуан. Но она говорит, что цыган, в которого ты влюбилась, совершенно тебе не подходит. Ему нужна женщина другого рода – одинокая, бездомная, лишенная семьи, – такая, как он сам.

– И она сказала все это?

Мэри-Джейн кивнула. Внезапно она увидела тарелку с хлебом, которую Эухения поставила на стол, – с ломтями обычного белого хлеба.

Мона не считала подобный хлеб подходящим для еды. Она ела только французский хлеб или булочки, специально приготовленные для определенных блюд. Нарезанный ломтями хлеб! Ломти белого хлеба!!

Мэри-Джейн схватила верхний ломоть, сложила его и обмакнула в соус.

– Да, именно так она говорила, – кивнула Мэри-Джейн. – И тете Вив, и Полли, и Энн-Мэри. Кажется, она не знала, что я тоже слышу. Но я хочу сказать, что забота о семье помогает ей жить. Она так много думает о других. Вот, например, приехала в Фонтевро и вытащила меня оттуда.

– Как смогли они узнать все обо мне и Майкле? Мэри-Джейн пожала плечами.