Не позволяя себе даже усомниться в том, что он будет выполнен. Не позволяя себе никаких сомнений. Даже тени сомнения. Ничего, кроме абсолютной уверенности в том, что мой приказ будет исполнен.
И светоч исполнил.
С яркой вспышкой создаваемый кристалл был уничтожен. Затем распалась та тугая янтарная капля мира, что окружала его защитным полем. А высший медленно повернулся, широко распахнутыми от ужаса огромными зелеными глазами глядя на меня.
Следующий приказ отдавать было страшно. Очень страшно, но я шла сюда по развалинам домов, откуда доносился детский плач. Я старалась не смотреть вниз – но я видела мертвых темных, и мертвых людей там хватало так же, не говоря о детях обеих рас… Высший убивал без жалости, что ж, моей он тоже не заслужил.
И я даже не дрогнула, приказав:
«Умри!»
Светоч захрипел, а затем, все так же глядя на меня широко распахнутыми глазами, рухнул на колени, после повалился на бок, сотрясаясь в агонии. Агония была недолгой, а кровь, присущая им, алая с синеватыми прожилками, хлынула изо рта, ушей и глаз.
Маленький ребенок, что лежал под стеной полуразрушенного дома, мучился дольше, но и он затих почти сразу после смерти высшего. Я почувствовала, как оборвалась его жизнь, и медленно обернулась – ребенок погиб не один, рядом с ним, в последней и отчаянной попытке его спасти, умерла молодая мать, в шаге от них был проткнут и пришпилен к стене частью разваленного постамента отец… Содрогнувшись, я огляделась и осознала масштаб трагедии – это был вечер, и, похоже, центральная площадь города, где гуляли семьи с детьми, как темные, так и человеческие. Судя по количеству трупов, разбросанных по площади, гуляние сегодня было массовым…
Могла ли я развернуться и уйти, оставив людей и темных гибнуть?
Если бы я знала, чем придется заплатить в итоге, я бы подумала трижды… четырежды… много раз. Но я не знала. Все, что мне было известно, – будет больно. Мне.
Первый раз боль взял на себя Аршхан, второй раз частично поглотил кесарь, а вот сейчас она целиком и полностью достанется мне. И все, о чем я сейчас думала, – о своей потере. О своей боли. О своей магии, которая, и я безумно надеялась, поможет мне поднять всех – и тэнетрийцев, и людей. На миг мелькнула мысль, что, возможно, стоило бы подождать кесаря… Но следом за ней пришла иная – кесарь сумел оживить лишь детей этого мира, своих пресветлых сторонников возродить он не смог. Мы с ним не смогли. И то, что я собиралась сделать сейчас, было бы сложно обозначить иным словом, кроме как безумие, но я опрометчиво полагала, что рискую лишь собой.
И, медленно обернувшись, тихо позвала:
– Адрас.
Принц Мрака стоял близко, ему хватило всего лишь шага, чтобы подойти ко мне.
– Будет больно, – прошептала я, глядя на разрушенную площадь и понимая, что, если с кем и готова попробовать, так только с ним, ни Арахандара, ни Араэна я обнять не смогу чисто физически. Правда, и Адраса я едва ли смогу поцеловать, но, если честно, надеялась обойтись объятиями.
– Делай, что считаешь нужным, – просто сказал он.
Я кивнула, развернулась к нему и обняла, крепко-крепко, призывая ту силу, которую ощутила первый раз с Динаром, второй – с Аршханом, когда оживила своих охранников, третий раз с кесарем, когда мы подняли тех, кто год пролежал в земле. Призывая и заставляя себя вспомнить, что я – Катриона Ринавиэль Уитримана, я маг Жизни, я та, в ком эта сила была с рождения, и если кто-то способен оживить ребенка, затихшего под стеной, то тоже только я.
И я сделала вдох, изо всех сил прижавшись к Адрасу.
Жизнь начинается во тьме, во мраке. Она зарождается там, где сплетаются тьма и тепло, и пробивается наверх сквозь землю, стремясь к свету. И я сама не поняла как, но потянула, высасывая так необходимую мне тьму из темного принца.
Адрас захрипел, почти зарычал от боли, крепко сжав меня и спуская с поводка свою силу!