Блики, силуэты, тени

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты так объясняешь свои отношения с Лемом Паркером? — спросил, улыбаясь, Хьюз.

— Я никогда не знала твоего друга.

— Хватит. — Хьюз не смог сдержать усталый вздох. — Я знаю, кто ты.

— Ты знаешь, что я фринг?

— Я знаю, что ты встречаешься с богатым мужчиной, который оплачивает твой отель, твои покупки. Потому что ты нигде не работаешь, ничего больше не делаешь. Но… Но мне плевать. Если ты уйдешь от него, то, обещаю, я смогу платить тебе столько, сколько платит он.

— Ты хочешь купить меня?

— Разве он не покупает тебя?

— Нет. Он просто приходит сюда, потому что он человек. Настоящий человек. Не из этого куба. Не такой, как ты. Мы вместе с ним застряли здесь…

— Ты так шутишь, да? — хмуро спросил Хьюз.

Эби покачала головой.

— Это не так просто объяснить, но…

— Можешь просто сказать, что я не нужен тебе.

* * *

Хьюз ушел, напился, вернулся, умолял простить, угрожал оружием, снова умолял. Так продолжалось почти месяц, потом Эби переехала, и Хьюз замер, застыл, онемел. Онемела вся жизнь. Хьюз пытался найти Эби почти год. Он не работал, потратил все накопления, заложил свой дом. Богиня Эби была всем. Богиня Эби забрала его жизнь. Все остальное было неважно. Он не верил, что она человек. И не верил, что она не человек. Она была всем, и она была ничем. Она была жизнью, и она была смертью. Он любил ее, и он ненавидел ее. Он испытывал к ней отвращение за предательство, и он желал ее больше всех других женщин. Но ее нигде не было. Поэтому Хьюз все чаще и чаще доставал приобретенный револьвер.

Выстрелить в себя было несложно, нестрашно. Страшнее было признать, что ты уже никогда не увидишь ее — ту, в которой вся твоя жизнь, весь твой мир. Эти чувства и мысли были не столько духовными, сколько физическими. Иногда Хьюзу казалось, что Эби завладела не его душой, а его телом. Все его тело мечтало о ней, скучало по ней. Тело, с желаниями которого невозможно было бороться. Тело, которое невозможно было удовлетворить, сколько бы дорогих проституток ни покупал себе Хьюз, сколько бы ни выпивал алкоголя, какие бы наркотики ни принимал. Оставалось лишь одно — прижать к голове дуло револьвера и нажать на курок. И еще эта фотография в газете! Фотография мужчины, с которым встречалась Эби, — Хьюз узнал его. Дики Териптонкс.

Писали, что он поднялся на крышу своего небоскреба и бросился вниз, лишив себя жизни. «Она убивает нас всех», — мрачно подумал Хьюз, и так как собственного небоскреба у него не было, да и подниматься на крышу было слишком хлопотно, то просто достал револьвер и нажал на курок.

* * *

Хьюз очнулся в больнице. Пуля раздробила челюсть, часть черепа, повредила нервы, но пощадила мозг. Левое веко и забинтованная щека постоянно вздрагивали. В глазах двоилось от наркоза, и когда Хьюз увидел Эби, то решил, что это галлюцинация.

Она стояла у окна и смотрела куда-то вдаль. Хьюз хотел закрыть глаза, но не смог. Даже если это всего лишь галлюцинация, то он будет смотреть на нее, будет тянуться к ней, вдыхать ее запах. Но Эби не была галлюцинацией. Она обернулась, словно почувствовав на себе взгляд, долго смотрела Хьюзу в глаза. Хьюз ждал, что призрак рассеется, но призрак остался.

Когда пришел врач и начал проверять швы, Эби стояла у окна и смотрела на Хьюза. Хьюз хотел сказать так много, но раздробленная челюсть заставляла молчать. Можно было только смотреть и не верить, что это правда. Потом Эби ушла, и Хьюз думал, что больше никогда не увидит ее. Думал, пока не наступил следующий день.

Дверь открылась. На пороге стояла Эби. Хьюз попытался улыбнуться ей, но лицо было чужим, каменным. Эби прошла в палату, села у окна и долго наблюдала за Хьюзом, пока его не увезли на новую операцию.

Всего операций было более десяти. И каждый раз, получая наркоз, Хьюз думал, что больше никогда не увидит Эби. Но Эби возвращалась. Как возвращалось сознание в это уставшее тело. И тело было влюблено. Оно помнило, что где-то есть женщина, ради которой стоит жить. И если сдался Хьюз, то его тело не собиралось сдаваться. Наоборот, оно исцелялось, шло на поправку — так говорили врачи. Хьюз хотел спросить их, почему он ничего не чувствует. Его тело подчинялось ему, но когда кто-то касался его руки, то никаких ощущений не было. Седовласый врач в голубом халате поверх дорогого костюма, словно прочитав его мысли, сказал, что чувствительность должна вернуться.