Призрак Оперы

Глава XXVII

Конец любовной истории Призрака

На этом заканчивается оставленный мне Персом записанный рассказ.

Несмотря на ужас ситуации, окончательно, казалось, обрекавшей их на смерть, господина де Шаньи и его спутника спасла благороднейшая самоотверженность Кристины Дое. И конец этой истории я узнал из уст самого дароги.

Когда я собрался к нему, он по-прежнему жил в маленькой квартирке на улице Риволи, напротив Тюильри. Он был очень болен, и понадобилось все мое упорство репортера-историка на службе истины, чтобы заставить его решиться вновь пережить вместе со мной невероятную драму. При нем по-прежнему находился его старый и верный слуга Дарий, он-то и проводил меня к нему. Дарога принимал меня, сидя в широком кресле у окна, откуда открывался вид в сад, и все пытался распрямиться, вспоминая, должно быть, свою былую, наверняка не лишенную красоты осанку. У нашего Перса были все такие же великолепные глаза, вот только лицо казалось усталым и жалким. Он наголо обрил себе голову, на которой, по обыкновению, красовалась каракулевая шапочка; на нем была очень простая широкая накидка, не отдавая себе в этом отчета, он развлекался тем, что крутил в рукавах большими пальцами, однако разум его оставался абсолютно ясным.

Он не мог без дрожи вспоминать о прежних муках, и мне с трудом, по крохам удалось вырвать у него признания об удивительном конце этой странной истории. Иногда он долго заставлял себя просить, прежде чем ответить на мои вопросы, а иногда, воодушевленный воспоминаниями, непроизвольно, с необычайной выразительностью воссоздавал для меня жуткий образ Эрика и страшные часы, которые они с господином де Шаньи провели в Озерном жилище.

Надо было видеть, с каким содроганием он описывал свое пробуждение в тревожном сумраке спальни Луи-Филиппа после драмы с водой… Вот конец этой ужасной истории, он поведал его мне, дабы дополнить свой записанный рассказ, который тоже любезно согласился вручить мне.

Открыв глаза, дарога увидел, что лежит в кровати… Господин де Шаньи лежал на канапе возле зеркального шкафа. Ангел и демон ухаживали за ними… После иллюзий и миражей комнаты пыток детали буржуазного быта этой мирной маленькой комнатки казались опять-таки придуманными нарочно, дабы сбить с толку смертного, достаточно безрассудного, чтобы отважиться блуждать в дебрях живого кошмара. Эта кровать-лодочка, эти навощенные стулья красного дерева, комод с его медными украшениями, вязанные крючком кружевные квадратики, заботливо уложенные на спинках кресел, каминные часы и по обе стороны камина – шкатулочки, на вид такие безобидные… Наконец, этажерка с ракушками, красной подушечкой для иголок, перламутровыми корабликами и огромным страусиным яйцом. И все это освещалось лампой с абажуром, стоявшей на тумбочке и лившей приглушенный свет. Обстановка, на которой лежала печать трогательной домашней невзрачности, такая мирная, неожиданно благопристойная «в недрах подвалов Оперы», приводила в замешательство больше, нежели все минувшие фантасмагории.

И тень человека в маске в этом старомодном, чистеньком, аккуратном обрамлении казалась еще более странной. Склонившись к уху Перса, человек этот тихо сказал:

– Тебе лучше, дарога?.. Ты смотришь на мою мебель?.. Это все, что мне осталось от моей бедной, несчастной матери…

Он еще что-то говорил, но что именно, Перс уже не помнил; однако ему определенно запомнилось – и показалось довольно странным, – что во время пребывания в допотопной спальне Луи-Филиппа говорил один Эрик. Кристина Дое не произносила ни слова, она бесшумно передвигалась, словно сестра милосердия, давшая обет молчания… Приносила в чашке какое-нибудь укрепляющее снадобье или горячий чай… Человек в маске брал из ее рук чашку и протягивал Персу.

Что же касается господина де Шаньи, то он спал.

Наливая в чашку дароги немного рома, Эрик сказал, показывая ему на распростертого виконта:

– Он пришел в себя намного раньше, чем мы смогли понять, вернетесь ли вы когда-нибудь к жизни, дарога. С ним все в порядке. Он спит. Не надо его будить…

Эрик ненадолго вышел из комнаты, и Перс, приподнявшись на локте, огляделся вокруг. В углу у камина он заметил белый силуэт Кристины Дое. И обратился к ней, позвал ее, но был еще слишком слаб и опять упал на подушку…

Кристина подошла к нему, положила руку ему на лоб, затем отошла… И Перс вспомнил, что, уходя, она даже не взглянула на господина де Шаньи, который, правда, преспокойно спал рядом, и вернулась к своему креслу у камина, молчаливая, словно сестра милосердия, давшая обет молчания…