Морской ястреб

– Несомненно, несомненно, – согласился Азад, хватаясь за это утешение фаталистов, – если мы созрели для руки садовника, то он сорвет нас.

Менее фаталистично, но более практично было мнение Бискайна. – Предположим, что нас открыли, и выйдем в открытое море, пока еще не поздно.

– Да, верно, – воскликнул Азад успокаивающим голосом. – Хвала аллаху, который послал нам такую тихую ночь. Нет ни малейшего ветерка. Мы можем сделать десять узлов, пока они сделают один.

Шёпот одобрения пронесся по рядам офицеров и команды.

– Если мы благополучно выйдем из этой бухты, – сказал Бискайн, – им никогда не догнать нас.

– Но их пушки могут догнать нас, – спокойно напомнил Сакр-эл-Бар, чтобы уменьшить их уверенность. Его собственный острый ум уже увидел этот единственный шанс выйти из ловушки, но он надеялся, что другим это не будет так очевидно.

– Мы должны пойти на риск, – ответил Азад. – Мы должны вверить себя ночи. Остаться здесь, это значит – ожидать своей гибели. – Он быстро обернулся, чтобы дать приказания. – Али, позови рулевых. Торопись.

Паша обратился к Бискайну.

– Иди на нос и распоряжайся там.

Бискайн поклонился и побежал вниз по трапу. Голос Азада покрывал оглушительный грохот сборов. – Арбалетчики наверх! Канониры к пушкам. Потушите огни!

Секунду спустя все огни на палубах были погашены так же, как и лампа в кормовой каюте. Оставили только один фонарь на мачте, но его спустили на палубу и завесили.

Таким образом, весь галеас погрузился во мрак, который несколько мгновений был совсем непроницаем, но постепенно глаза привыкли к нему, и люди и предметы снова стали принимать известные очертания. После первого возбуждения, вызванного волнением, корсары удивительно тихо и спокойно принялись за свои дела. Никто из них не упрекал пашу или Сакр-эл-Бара в том, что те дотянули до опасного момента уход, о котором их просили, как только стало известно о близости вражеского судна. Они стояли в три ряда на площадке верхней палубы. В первом ряду были арбалетчики, во втором – люди, вооруженные мечами, оружие которых блестело в темноте. Около каждой из двух маленьких пушек стояло три канонира, и лица их в свете раскаленных фитилей казались красноватыми.

Азад стоял у верхней будки, отдавая приказания, а Сакр-эл-Бар стоял сзади него рядом с Розамундой, прислонившейся к стенам каюты. Он заметил, что паша старательно избегал давать ему поручения при этой подготовительной работе.

Рулевые засели в свои ниши, и рулевые весла заскрипели, когда их пустили в ход. Послышалось короткое приказание Азада, и по рядам рабов прошло движение, когда они нагнулись вперед, чтобы всей тяжестью налечь на весла. Рабы налегли изо всех сил, и с всплеском весел и скрипом большая галера двинулась вперед, к выходу из бухты.

По проходу носились взад и вперед помощники боцмана, жестоко работая плетьми, чтобы заставить рабов употреблять все усилия. Галера прибавила ходу. Показался мыс. Выход из бухты при их приближении, казалось расширялся, перед ними расстилалась зеркальная поверхность совершенно спокойного моря. Розамунда, полная тревоги, едва дышала. Она положила руку на руку Сакр-эл-Бара.

– Уйдем ли мы от них? – дрожащим шёпотом спросила она.

– Молю бога, чтобы мы не ушли, – ответил он шёпотом. – Вот, чего я боялся! Посмотрите, – сказал он, указывая рукой.

Они подошли к самому мысу и уже вышли из бухты, как вдруг увидели в ста саженях от них темный силуэт галеона, на котором светились ряды фонарей. – Быстрей, – послышался голос Азада. – Гребите изо всех сил, вы, неверные свиньи. Опускайте ваши плетки на их спины. Пусть эти собаки налягут на весла, и нас ни за что не нагонят. Плети поднимались и опускались, и в ответ им неслись стоны измученных рабов, которые и так напрягали каждую унцию своих мускулов в жестоких усилиях уйти от собственного спасения и освобождения. – Налегайте, налегайте! – кричал неумолимый Азад. – Пусть их легкие разорвутся – ведь это легкие неверных… – Мы уходим! – радостно воскликнул Марзак. – Хвала аллаху! – И это было верно. Огни судна заметно удалялись. Хотя на нем были распущены все паруса, оно, казалось, стояло на месте, так ничтожен был ветер. А галера неслась так, как еще никогда не носилась под командой Сакр-эл-Бара, так как Сакр-эл-Бар никогда не бежал от врага, как бы силен враг ни был. Внезапно на борту галеона показался огонь. Ночную тишину нарушил громовой раскат, и что-то впереди мусульманской галеры с сильным всплеском упало в воду. В страхе Розамунда прижалась к Сакр-эл-Бару, но Азад снова рассмеялся. – Нечего бояться верности их прицела, – воскликнул он, – они не видят нас. Их собственные огни мешают им. Вперед! Вперед! – Он прав, – сказал Сакр-эл-Бар. – Но они и не будут стараться утопить нас, так как они знают, что вы здесь. Она снова взглянула на море и увидела дружеские огни, уходившие все дальше и дальше. – Они не догонят нас, – сказала она, – мы уходим все дальше. Сакр-эл-Бар тоже боялся этого – больше, чем боялся: он знал, что если не случится чуда, то будет так, как она сказала. – Есть один шанс, – сказал он, – но это значит играть судьбой, и ставкой будет жизнь или смерть. – Тогда воспользуйтесь им, – быстро попросила она, – если мы не выиграем, то и не проиграем. – Вы готовы ко всему? – спросил он ее. – Разве я не сказала вам, что я потону с вами сегодня ночью? Не теряйте времени на разговор. – Пусть будет так! – ответил он, шагнул вперед, но остановился. – Пойдемте со мной, – сказал он. Она послушалась и пошла за ним, и многие с изумлением видели, как они спускались, но никто не сделал попытки их остановить. Он прокладывал для нее путь мимо помощников боцмана, которые с занесенными плетьми стояли около рабов, и таким образом добрался с ней до шкафута. Здесь он поднял занавешенный фонарь. Когда его огонь снова разлился по галере, Азад закричал, чтобы его потушили. Но Сакр-эл-Бар не обратил внимания на приказание. Он подошел к главной мачте, у которой стояли бочонки с порохом. Один из них был открыт, так как канонирам понадобился порох. Снятая с него крышка лежала поверх бочонка. Сакр-эл-Бар сбросил крышку, поднял одно из стекол фонаря и наклонил огонь прямо над порохом. Кто-то из наблюдавших за ним издал крик ужаса. Но крик был заглушен его громкой командой. – Перестаньте грести. Азад, отдай им приказ, или я немедленно кину вас всех в объятия шайтана. И он опустил фонарь так, что тот пришелся у самого края порохового бочонка. Рабы немедленно перестали грести. Корсары, офицеры и сам Азад стояли, как парализованные, и смотрели на освещенную фонарем фигуру, угрожавшую им гибелью. Многим приходило на ум броситься на него, но никто не решался, боясь этим ускорить взрыв, который должен был отправить их всех на тот свет. Азад обратился к нему, задыхаясь от гнева: – Да поразит тебя аллах! Не вошел ли в тебя злой дух? Марзак стоял рядом с отцом, вставляя стрелу в лук. – Что вы все стоите и смотрите? – воскликнул он. – Выпустите в него стрелу. – И он поднял лук. Но отец остановил его, зная, каков будет результат. – Если кто-нибудь сделает шаг, чтобы приблизиться ко мне, то я брошу фонарь в порох, – сказал Сакр-эл-Бар. – А если Марзак или кто-нибудь другой выстрелит в меня, это случится само собою. – Сакр-эл-Бар! – воскликнул Азад, и в его гневном голосе прозвучала нотка мольбы. – Умоляю тебя во имя хлеба и соли, которые мы делили с тобой, – приди в себя, сын мой. – Я в своем уме, – был ответ, – и потому не хочу той судьбы, которая уготована мне в Алжире. Я не хочу возвращаться с тобой, чтобы меня повесили или снова посадили на весла. – Клянусь тебе, что ничего этого не случится. – Я не верю тебе, Азад, так как ты показал себя глупцом, а в своей жизни я никогда не видел от глупцов ничего хорошего и никогда не верил им, – поверил только одному, и тот обманул меня. Вчера я предлагал тебе выход. Пожертвовав немногим, ты получил бы меня и мог бы меня повесить в свое удовольствие. Я предлагал тебе свою жизнь, и ты знал это, но не думал, что и я это знаю. Твоя алчность погубила тебя. Твои руки хотели схватить больше, чем могли удержать, теперь ты видишь последствия – это медленно, но верно приближающееся судно. Азад в отчаянии ломал руки. Команда стояла молча, не решаясь сделать ни одного движения, которое могло бы ускорить конец. – Назови свою цену, – воскликнул, наконец, паша, – и я клянусь бородой пророка, что она будет тебе выплачена. – Я назвал ее тебе вчера, но ты отказал. Я предлагал тебе свою жизнь и свободу за свободу другого человека. – Я сделаю тебя богатым и знатным, Сакр-эл-Бар, – ты будешь мне вместо сына, пашалык после моей смерти перейдет к тебе, и люди будут воздавать тебе почести. – Меня нельзя купить, о, могущественный Азад, и никогда нельзя было. Ты можешь располагать теперь моей жизнью при одном условии, что ты выпьешь эту чашу со мной. Мы потопили вместе много судов, и сегодня, если ты этого пожелаешь, мы утонем вместе. – Пусть ты вечно будешь гореть в аду, подлый предатель! – проклял Азад. И тут, видя поражение своего паши, команда дико завопила. Морские ястребы Сакр-эл-Бара взывали к нему, напоминая ему об их верности и любви, и спрашивали, почему он хочет отплатить им теперь гибелью. – Верьте мне, – ответил он, – я никогда не вел вас ни к чему, кроме победы. Поверьте, что и теперь я не поведу вас к гибели. – Но галеон уже около нас! – воскликнул Виджителло. Так оно и было. Огромный корпус галеона уже надвигался на них. Еще мгновение, и судно было уже рядом с ними, и английские матросы уже цеплялись железными крючьями за перила, чтобы захватить судно корсаров. Как только им это удалось, поток людей в латах и шлемах полез через перила, и теперь даже страх перед занесенным над пороховым бочонком фонарем не мог помешать корсарам достойно встретить неверных. В одну минуту боевая палуба на носу галеаса превратилась в настоящий ад, освещенный красными огнями с «Серебряной цапли». Первыми из тех, кто влез, были Лайонель и сэр Джон Киллигрю. Первым из тех, кто встретил их, был Джеспер Лей, который проткнул саблей Лайонеля, в тот момент, когда нога его была занесена на палубу, даже еще до начала боя. С обеих сторон свалилось уже несколько человек, когда раздалась команда Сакр-эл-Бара. – Остановитесь, – крикнул он своим морским ястребам, обращаясь к ним на лингва франка. – Остановитесь и предоставьте все мне. Я избавлю вас от врагов. – Потом он обратился по-английски к своим землякам. – Сэр Джон Киллигрю, – крикнул он громким голосом. – Подождите, пока не выслушаете меня. Удержите своих людей и прикажите другим не перебираться сюда. Сэр Джон увидел его у мачты рядом с Розамундой и, придя к заключению, что ей грозит смерть, если они двинутся дальше, бросился к своим людям, чтобы остановить их. Таким образом бой приостановился так же внезапно, как начался. – Что вы хотите сказать, вы, собака, ренегат? – Если вы не прикажете вашим людям покинуть судно, то я заберу вас в ад вместе с нами. Я брошу этот фонарь в порох, и вы пойдете ко дну вместе с нами. Послушайтесь меня, и вы получите то, за чем пришли на это судно. Мисс Розамунда будет выдана вам. Сэр Джон минуту размышлял, потом заявил: – Хотя я и не собирался вступать с вами в переговоры, я приму ваши условия, если я получу то за чем я в сущности явился. На этом судне есть подлая собака – ренегат, и я обязался своим рыцарским словом захватить его и повесить. Он тоже должен быть выдан мне. Имя его было раньше Оливер Трессилиан. Тотчас же, без всякого колебания, послышался ответ. – Его я тоже выдам вам, если вы дадите клятву, что после этого уйдете отсюда и никому не причините вреда. У Розамунды захватило дыхание, и она схватила руку Сакр-эл-Бара, державшую фонарь. – Будьте осторожны, – резко сказал он, – или вы погубите нас всех. – Я предпочитаю это, – ответила она. Тогда сэр Джон дал ему слово, что, если он и Розамунда будут выданы ему, он удалится, не причинив никому вреда. Сакр-эл-Бар повернулся к своим корсарам и сказал им о предложенных им условиях. Он потребовал от Азада слова, что эти условия будут соблюдены и из-за него не прольется крови. Азад ответил ему, и его слова были выражением общего гнева против него за его измену. – Раз он требует тебя, чтобы повесить, пусть он и возьмет тебя и избавит нас от этого, так как твое предательство ничего иного не заслуживает. – В таком случае, я сдаюсь, – заявил он сэру Джону и бросил фонарь за борт. Только один голос раздался в его защиту, и это был голос Розамунды. Но и этот голос умолк, так как лишившись сил от всего пережитого, она почти без сознания упала на руки Сакр-эл-Бара в то время, как сэр Джон Киллигрю с горстью людей подходил, чтобы освободить ее и взять в плен Оливера. Корсары стояли молча, глядя на все происходившее. Их лояльность по отношению к предводителю, которая заставила бы их пролить свою кровь до последней капли в его защиту, была убита его предательством. Но когда они увидели, как его связали и потащили на палубу «Серебряной цапли», в их рядах произошла мгновенная реакция. Поднялись сабли, и раздались угрожающие крики. Если он и обманул их, то он же и устроил так, чтобы они не пострадали от этой измены. И этот поступок был достоин Сакр-эл-Бар, которого они знали и любили. Но голос Азада напомнил им, что он обещал от их имени, а снизу донесся голос Сакр-эл-Бара, дававшего свой последний приказ: – Помните и исполняйте то слово, которое я дал за вас. Мектуб, такова судьба! Да благословит вас аллах. Стенания были ему ответом, и они показали ему, что любовь их провожает его. После этого веревки были перерезаны, и галеон тихо двинулся в ночную тьму. На галере под тентом сидел Азад, как человек, проснувшийся после тяжелого сна. Он закрыл лицо и плакал о том, который был его сыном и которого он потерял из-за собственного безумия. Он проклинал всех женщин и проклинал судьбу, но больше всего проклинал он самого себя.