Морской ястреб

Желтое лицо сэра Джона было неестественно серьезно, когда он вошел в каюту, где ожидала его Розамунда. Он торжественно раскланялся перед ней, сняв шляпу и положив ее на стул. За последние пять лет в его черных волосах появились белые нити; особенно седы были виски, придававшие ему пожилой вид. Он подошел к ней, и она привстала к нему навстречу.

– Розамунда, дорогая моя, – сказал он нежно, беря ее руки в свои. Он горестно и жалостливо смотрел в ее бледное, взволнованное лицо. – Хорошо ли вы отдохнули, дитя мое?

– Отдохнула? – спросила она.

– Бедняжка, бедняжка! – прошептал он и, притянув ее к себе, стал гладить ее золотую головку. – Мы распустили все паруса и торопимся вернуться в Англию. Возьмите себя в руки.

Но она стремительно прервала его, и сердце его упало от предчувствия ее вопроса.

– Я слышала, какой-то матрос только что говорил, что вы намерены немедленно повесить сэра Оливера?

Он не понял ее. – Будьте спокойны, – сказал он. – Суд будет недолог, правосудие будет удовлетворено. Веревка уже готова, и наказание скоро настигнет его.

У нее перехватило дыхание, и она прижала руку к груди, словно для того, чтобы удержать биение сердца.

– А на каких основаниях, – спросила она, прямо смотря на него, – намерены вы это сделать?

– На каких основаниях? – сказал он нахмурившись, изумленный ее тоном и вопросом. – На каких основаниях? – Он пристально взглянул на нее, и дикий взгляд, казалось, объяснил ему ее слова, которые сперва были ему непонятны. – Я полагаю, – сказал он тоном глубокого сострадания, – вы должны отдохнуть и не думать о таких вещах; предоставьте его мне и будьте уверены, что я отомщу за вас.

– Сэр Джон, мне кажется, вы не понимаете меня. Я спросила вас, на каком основании намерены вы это сделать, и вы мне не ответили.

Он сделал нетерпеливый жест.

– Какой был смысл везти его в Англию? – спросил он. – Там его ждал бы процесс, а исход его известен. Это было бы для него лишним мучением.

– Исход совсем не так уж предрешен, как вам кажется. А суд- это его право.

Сэр Джон прошелся по каюте, совершенно смущенный. Странно, что именно с Розамундой он должен был обсуждать этот вопрос, и все же она вызывала его на это, противно всякому здравому смыслу.

– Если он потребует этого, мы не откажем ему, – сказал он наконец, – мы повезем его в Англию и там предадим суду. Но Оливер Трессилиан слишком хорошо знает, что ожидает его там, чтобы обратиться с подобной просьбой. Послушайте, Розамунда, дорогая моя, вы расстроены…

– Да, я действительно расстроена, сэр Джон, – сказала она, сжимая его протянутые руки. – О, будьте милосердны, я умоляю вас быть милосердным.

– Какого милосердия просите вы, дитя мое? Вам достаточно сказать…

– Милосердия не в отношении ко мне, я умоляю вас быть милосердным к нему.

– К нему? – воскликнул он, снова нахмурясь.