Морской ястреб

Глава XXIV

Защитник

Вокруг длинного коричневого стола из массивного дуба были расставлены стулья, и на них расселись офицеры. Среднее место было предоставлено сэру Генри Год в качестве лейтенанта королевы, и теперь стало понятно значение его цепи. Он должен был быть председателем этого случайного суда. Справа от него сидел сэр Джон Киллигрю.

Для Розамунды был поставлен стул на правом конце стола. Она сидела, положив локти на полированный стол; глаза ее рассматривали пятерых джентльменов, членов суда.

На трапе послышались шаги, и в дверь упала тень. С бака слышались голоса и смех. В дверях показался сэр Оливер под охраной двух матросов в латах, в шлемах и с обнаженными саблями.

Он на секунду остановился в дверях, и веки его затрепетали, когда он увидел Розамунду. Потом, понукаемый часовыми, он переступил порог и остановился. Руки его все еще были связаны за спиной. Он небрежно поклонился суду. Лицо его было совершенно спокойно.

– Доброе утро, господа, – сказал он.

Все пятеро молча смотрели на него, но лицо лорда Генри, когда он смотрел на мусульманское одеяние корсара, выражало гнев, переполнявший, по его словам, его сердце.

– Вам, вероятно, понятно, – сказал сэр Джон после долгой паузы, – для чего вас привели сюда?

– Не совсем, – ответил пленник, – но мне будет совершенно понятно, для чего меня уведут отсюда, хотя, – прибавил он холодно и критически, – я вижу по вас, что вы собираетесь почему-то издеваться надо мной. Если это делается для вашей забавы, то я не сержусь на вас, я только хотел сказать вам, чтобы вы избавили миссис Розамунду от этого мучительного и неприятного дела. – Миссис Розамунда сама пожелала присутствовать здесь, – сказал сэр Джон. – Может быть, – ответил сэр Оливер, – она не отдает себе отчета… – Я объяснил ей все, – прервал его сэр Джон. Пленник посмотрел на нее почти с удивлением. Потом он снова обратился к своим судьям. – В таком случае, – сказал он, – больше не о чем говорить. Но прежде, чем мы начнем, я хотел бы выяснить одно обстоятельство. Условием моей сдачи было то, что всех других оставят на свободе; вы поручились мне в этом своим рыцарским словом, сэр Джон, но я нашел здесь одного человека, который был со мной на галере, бывшего английского моряка, по имени Джеспер Лей, которого вы арестовали. – Он убил мастера Лайонеля Трессилиана, – холодно сказал сэр Джон. – Очень возможно, но удар был нанесен раньше, чем я заключил с вами условие, и вы не можете нарушить его не поступившись своей честью. – Не вам говорить о чести, – сказал лорд Генри. – О чести сэра Джона, милорд, – сказал пленник с насмешливой скромностью. – Я считал, что достаточно мне будет упомянуть о мастере Лее, чтобы вы его освободили. Сэр Джон опустил глаза. Не было сомнения в том, что честь обязывала его отпустить мастера Лея, что бы ни совершил этот человек; и, действительно, сэр Джон узнал об его аресте после того, как это случилось. – Что я буду с ним делать? – проворчал он. – Это вам самому надлежит решить, сэр Джон, а я могу только указать, чего вам не следует с ним делать. Вы не должны держать его в плену или увозить в Англию, или каким-нибудь образом причинять ему вред. Так как его арест был недоразумением, вы должны исправить это недоразумение. Я уверен, что вы это сделаете, и больше ничего не скажу… К вашим услугам, сэры, – добавил он, чтобы показать, что он в их распоряжении, и остался спокойно стоять, ожидая дальнейшего. Наступила небольшая пауза, и лорд Генри с невозмутимым лицом обратился к пленнику: – Мы привели вас сюда, чтобы выслушать, что вы можете сказать в свое оправдание. Сэр Оливер посмотрел на него с почти веселым удивлением. – Я никогда не имел обыкновения терять время. Я мог бы только возразить, что у меня нет желания быть повешенным на открытом воздухе, – был легкомысленный ответ. Лорд Генри наклонился вперед. – Позвольте мне, сэр, в ваших собственных интересах попросить вас быть серьезным! – Я согласен с вами, милорд, и могу только сказать, что если вы меня собираетесь судить за пиратство, то я не мог бы пожелать более опытного судьи, чем сэр Джон Киллигрю. – Очень рад, что заслужил ваше одобрение, – кисло ответил сэр Джон. – Пиратство, это – самое ничтожное из обвинений. Брови сэра Оливера поднялись, и он посмотрел на ряд торжественных лиц. – В таком случае ваши обвинения должны быть очень серьезны, иначе ваши надежды увидеть меня на виселице потерпят крушение. Перейдем, сэры, к вашим другим обвинениям; я вижу, что вы с каждой минутой становитесь интереснее. – Можете ли вы отрицать пиратство? – спросил лорд Генри. – Отрицать пиратство? Нет, но я отрицаю ваше право судить меня за это в английском суде, так как я не пиратствовал в английских водах. – Разве вы не явились в Арвенак и не увезли оттуда насильно?.. – Ну, уж нет, – добродушно возразил корсар, – вернитесь в школу, сэр Джон, и научитесь там, что похищение не есть пиратство. – Пусть это будет похищение, – согласился сэр Джон, – но вы не можете не знать, что по английским законам похищение карается смертью. – Он повернулся к судьям. – В таком случае, с вашего разрешения, мы не будем больше говорить о пиратстве. – Да, – сказал лорд Генри, – в этом отношении пленник прав; мы не имеем права судить его за это, раз он не занимался пиратством в английских водах и, сколько нам известно, не нападал на суда, идущие под английским флагом. Розамунда медленно сняла локти со стола и положила руки на край стола. Наклонившись вперед, она внимательно слушала. В глазах ее был какой-то странный блеск, и щеки ее разрумянились. Сэр Оливер, мельком взглянув на нее, заметил это. Он никак не мог угадать, каково было ее отношение к нему теперь, когда она была в безопасности, среди друзей и покровителей. – Пусть так, – сказал нетерпеливо сэр Джон. – Мы будем обвинять его в убийстве и похищении. Вы имеете что-нибудь возразить? – Ничего, что имело бы для вас значение, – сказал он вдруг, бросив свой насмешливый тон, и страстно воскликнул: – Прекратите эту комедию суда. Повесьте меня – и конец. – Сэр, – сказал лорд Генри, – эти слова недостойны вас, человека, который, несмотря на все свои преступления, пользуется славой храброго воина. Ваши поступки, особенно тот, который заставил вас бежать из Англии и заняться разбоем, а также ваше возвращение в Арвенак, так ужасны, что ваш приговор в английском суде – дело, без сомнения, предрешенное, хотя, если вы захотите, то это будет исполнено. Но, – прибавил он, и голос его стал тих и серьезен, – если бы я был вашим другом, сэр Оливер, я посоветовал бы вам лучше согласиться на этот быстрый суд здесь, в море. – Сэры, – ответил Оливер, – я не оспариваю вашего права повесить меня. Больше мне нечего сказать. – Но у меня есть. Это был резкий голос Розамунды, поразивший суд. Все повернули головы, чтобы взглянуть на нее, когда она поднялась и, выпрямившись во весь рост, встала у конца стола. – Розамунда! – воскликнул сэр Джон и тоже встал. – Позвольте мне умолять вас… Она повелительно, почти презрительно, махнула ему, чтобы он замолчал. – Так как в том похищении, в котором вы обвиняете сэра Оливера, я то лицо, которое он будто бы похитил, то может быть, прежде чем вы продолжите разбор этого дела, вы пожелаете услышать то, что я буду, может быть, говорить в английском суде? Сэр Джон пожал плечами и сел. Он понял, что она настоит на своем, он знал, что она только протянет время и продолжит агонию приговоренного человека. Лорд Генри почтительно повернулся к ней. – Раз пленник не отрицает обвинения, и раз он мудро решил не требовать предания к суду, не стоит беспокоить и вас, миссис Розамунда. Вам ничего не придется говорить в английском суде. – В этом вы ошибаетесь, милорд, – сказала она спокойным, ровным голосом. – Мне придется говорить об этом, когда я буду обвинять вас в убийстве в открытом море, если вы будете настаивать на своем намерении. – Розамунда! – удивленно воскликнул Оливер, и в этом крике были радость и восхищение. Она посмотрела на него и улыбнулась. В этой улыбке было мужество и дружелюбие и нечто большее, и он почувствовал, что грозящая ему виселица – небольшая цена за эту улыбку. Потом она снова повернулась к суду, ошеломленному ее словами. – Раз он не желает опровергать обвинения, – сказала она, – то я вынуждена это сделать за него. Он не похитил меня, как вы говорите. Я люблю Оливера Трессилиана, я – совершеннолетняя, и сама распоряжаюсь собой, и я по собственному желанию отправилась с ним в Алжир, где и сделалась его женой. Если бы она бросила между ними бомбу, она не могла бы больше смутить их. Они отшатнулись и с побледневшими лицами смотрели на нее, что-то бормоча. – Его… его женой… – лепетал лорд Генри, – вы его жена… Тогда сэр Джон гневно вмешался: – Ложь, ложь. Розамунда наклонилась к нему, и ее улыбка почти превратилась в усмешку. – У вас всегда был неповоротливый ум, сэр Джон, – сказала она. – Иначе мне не было бы необходимости напомнить вам, что если бы он причинил мне то зло, в котором вы его обвиняете, то я не стала бы лгать для его спасения. – Потом, глядя на других, она сказала: – Я думаю, господа, что в каком угодно суде в этом случае мой голос значит больше, чем голос сэра Джона или чей бы то ни было. – Это правильно, – воскликнул лорд Генри. – Подождите, Киллигрю. – И он снова заставил замолчать пылкого сэра Джона. – Что вы скажете на это, сэр? – обратился он к сэру Оливеру, который из всего общества казался более всех удивленным. – Что я скажу на это? – повторил корсар, – Что же я могу сказать? – постарался он избежать ответа. – Это все ложь, – снова воскликнул сэр Джон. – Мы были свидетелями этого происшествия. Вы, Генри, и я – мы видели… – Вы видели, – прервала его Розамунда, – но вы не знали, что все это было оговорено. На мгновение это заставило их замолчать. Они были похожи на людей, у которых земля уходит из под ног тем скорее, чем больше они стараются удержаться. Потом сэр Джон презрительно усмехнулся и возразил: – Вероятно, она поклянется и в том, что ее жених, мастер Лайонель Трессилиан, по доброй воле последовал за ней. – Нет, – ответила она. – Что касается Лайонеля Трессилиана, он был увезен, чтобы он мог искупить свои грехи – грехи, которые он совершил против своего брата и которые служат причиной вашего второго обвинения против него. – Что вы хотите сказать? – спросил лорд Генри. – Что история о том, будто сэр Оливер убил моего брата – клевета; убийцей был Лайонель Трессилиан, который боясь, что это обнаружится, и довершил свое злодеяние, велев захватить сэра Оливера и продать его в рабство. – Это уже слишком, – заревел сэр Джон, – она хочет нам доказать, что белое- черное, а черное – белое. Ее околдовал этот негодяй своими мавританскими штучками… – Подождите! – воскликнул лорд Генри, поднимая руку. – Позвольте мне. – Он серьезно посмотрел на нее. – Это очень важное обвинение, миссис. Имеются ли у вас какие-либо доказательства того, что вы утверждаете. Серьезно ли вы говорили нам, миссис Розамунда, что Питера Годольфина убил Лайонель Трессилиан? – Серьезно ли? – переспросила она, гневно рассмеявшись. – Клянусь вам в этом. Лайонель убил моего брата, и он же распространил слух о том, что совершил сэр Оливер. Говорили, будто сэр Оливер убежал от последствий своего поступка, и я, к своему стыду поверила этому. Но потом я узнала истину. – Истину, говорите вы, истину? – презрительно и горячо воскликнул пылкий сэр Джон. Лорду Генри снова пришлось вступиться. – Вооружитесь же терпением, – уговаривал он Киллигрю. – Не бойтесь, истина восторжествует. – А между тем мы теряем время, – проворчал сэр Оливер и после этого недовольно замолчал. – Должны ли мы понять, миссис, – резюмировал лорд Генри, – что исчезновение из Пенарроу не было бегством, как мы предполагали, а что он был захвачен по приказанию своего брата? – Да, клянусь небом, что это истина! – воскликнула она голосом, в котором звучала такая искренность, что убедила даже некоторых из офицеров, сидевших у судейского стола. – Этим поступком убийца не только надеялся спасти самого себя, но и завершить свое преступление, унаследовав поместья Трессилианов. Сэра Оливера должны были продать в рабство берберийским маврам. Но судно, на котором он плыл, было захвачено в плен испанцами; инквизиция послала его на галеры. Когда эта галера была взята в плен мусульманскими корсарами, он принял тот выход, который ему предложили. Он сделался корсаром и предводителем корсаров, а потом… – То, что он делал дальше, мы знаем, – прервал ее лорд Генри, – уверяю вас, что и у нас и в каком-либо другом суде это не будет иметь никакого значения, если то, что вы сказали, – истина. – Это истина, клянусь вам, – повторила она. – А как вы можете доказать это? – Что лучше доказывает это, как не то, что я люблю его и согласилась выйти за него замуж? – Это, миссис, – ласково сказал лорд Генри, – доказывает только то, что вы сами поверили этой удивительной истории. Но это не доказательство тому, что эта история правдива. Вероятно, вы слышали ее от самого Оливера Трессилиана. – Да, но в присутствии самого Лайонеля, и Лайонель подтвердил ее. – Вы осмеливаетесь говорить это? – гневно воскликнул сэр Джон. – Да, я осмеливаюсь, – сказала она. Лорд Генри откинулся на стуле и жевал свою бородку. Его цветущее лицо стало удивленным и задумчивым. Здесь было что-то такое, чего он не понимал. – Миссис Розамунда, – спокойно заявил он, – позвольте мне обратить ваше внимание на огромное значение ваших слов. Вы обвиняете того, кто не может больше защищаться; если то что вы говорите, окажется истиной, память Лайонеля Трессилиана будет покрыта позором. Позвольте мне еще раз допросить вас, и отвечайте по совести. Подтвердил ли Лайонель Трессилиан то обвинение, которое предъявил ему наш пленник? – Я еще раз торжественно клянусь вам, что я сказала истину. Лорд Генри развел руками. – После этого, Киллигрю, я думаю, нам нечего больше делать. Сэр Оливер должен отправиться с нами в Англию и там предстать перед судом. Но за судейским столом присутствовал один офицер, по имени Юлдин, ум которого, очевидно, работал быстрее. – С вашего разрешения, лорд Генри, – сказал он и обратился к свидетельнице: – При каких обстоятельствах вынудил сэр Оливер признание своего брата? Она искренно ответила: – В своем доме в Алжире в ту ночь, когда… – Она вдруг остановилась, почуяв ловушку. Другие тоже это заметили. Сэр Джон устремился в брешь, которую Юлдин пробил в ее защите. – Пожалуйста, продолжайте, – попросил он. – В ту ночь… – В ту ночь, когда мы приехали туда, – с отчаянием проговорила она, побледнев. – И тогда вы в первый раз, – медленно и насмешливо сказал сэр Джон, – услышали от сэра Оливера объяснение его поступка? – Да, – запинаясь сказала она. – Так что, – настаивал сэр Джон, решив не оставлять ей никакого выхода, – до этой ночи вы продолжали считать сэра Оливера убийцей вашего брата? – Да, – запинаясь, сказала она. Она опустила голову, поняв, что истина не могла восторжествовать здесь, раз она сама начала со лжи, которую теперь разоблачили. – Отвечайте! – приказал сэр Джон. – Отвечать не к чему, – тихо сказал лорд Генри голосом полным муки, опустив глаза. – Тут может быть только один ответ. Миссис Розамунда сказала нам, что он увез ее не насильно, и на это она ссылалась в доказательство его невиновности. Теперь выясняется что, когда она покинула Англию, она еще считала его убийцей брата. И она хочет, чтобы мы поверили, что он не похищал ее! – Покончим, наконец, – сказал сэр Джон, вставая. – Подождите, – воскликнула она, – я клянусь, что все, что я сказала вам, – истина, кроме того, что говорила о похищении, и зная, что он выстрадал по вине других, я счастлива признать его своим мужем и надеюсь вознаградить его за то зло, в котором я принимала участие. Вы должны поверить мне, господа. Но если вы не верите, то разве вы считаете ни во что его вчерашний поступок? Разве вы забыли, что если бы не он, вы совсем не знали бы, где я нахожусь. Они снова удивленно взглянули на нее. – О чем вы говорите? Что такое он сделал? – И вы еще спрашиваете! Вы так стремитесь убить его, что притворяетесь, будто не знаете. Ведь это он отправил к вам Лайонеля, чтобы сообщить о моем местопребывании. – Это слишком! – воскликнул лорд Генри, ударяя ладонями по столу. – До сих пор я считал вас обманутой, но это превосходит все. Что с вами, дитя мое? Лайонель сам рассказывал нам, как ему удалось уйти с галеры, как этот негодяй велел отхлестать его плетьми, после чего его, как мертвого, бросили в море. – А! – проскрежетал сквозь зубы сэр Оливер. – Узнаю в этом Лайонеля. Он до конца остался лгуном. Я должен был подумать об этом. Розамунда, доведенная до крайности, пришла в полную ярость. – Он лгал, этот подлый предатель! – воскликнула она. – Мадам, – остановил ее сэр Джон, – вы говорите о человеке, почти уже мертвом. – И более, чем проклятом, – прибавил сэр Оливер. – Господа, – воскликнул он, – вы доказываете только собственную глупость, обвиняя эту даму во лжи. – Мы достаточно слышали, сэр! – прервал его лорд Генри. – Неужели вы достаточно слышали? – вдруг заревел Оливер, придя в полную ярость. – Но вы услышите еще больше. Истина победит – это ваши собственные слова – и она победит, раз эта чудная женщина хочет этого. Я не знал, господа, – продолжал он, – что рука судьбы вела сэра Джона, когда вчера ночью он, презрев условие моей сдачи, захватил пленника с моей галеры. Этот человек, как уже сказал, был когда-то английским моряком по имени Джеспер Лей. Он несколько месяцев тому назад попал в мои руки и тем же, как когда-то я путем избег рабства. Я был милостив, позволив ему это сделать, так как он был тем самым шкипером, который был подкуплен Лайонелем, чтобы захватить меня и увести в Берберию. Он вместе со мной попал в руки испанцев. Приведите его сюда и допросите его. Молча все посмотрели на него, и он видел на многих лицах изумление его наглостью, как они думали. Наконец, лорд Генри заговорил. – Это странно, сэр, – сказал он; не было сомнения в том, что он насмехается. – Несомненно, сэр, это странно даже подозрительно. Как раз этот человек очутился здесь и случайно был взят в плен… – Совсем не случайно. Он считает, что у него есть счеты с Лайонелем, так как Лайонель был причиной его несчастий. Прошлой ночью, когда Лайонель влез на галеру, Джеспер Лей увидел, что ему представился случай уплатить старый долг. Это и было причиной того, что его арестовали. – Если даже и так, то это – чудо. – Чудеса случаются, если истине суждено победить, – возразил сэр Оливер, и в голосе его послышалась прежняя насмешливость. – Приведите его сюда и расспросите его. Он не знает, что здесь произошло. Приведите же его сюда. Снаружи раздались шаги, но никто на них в этот момент не обратил внимания. – Мы уже достаточно имели дело с лжецами, – сказал сэр Джон. Дверь отворилась, и показалась худощавая черная фигура врача. – Сэр Джон! – крикнул он, без церемонии прерывая суд. – Мастер Трессилиан пришел в себя. Он хочет видеть вас и своего брата. Скорее господа. Он умирает.