Ревелль

– Но ведь кровной магии не существует?

Он улыбнулся:

– Конечно нет.

Вот и моя мама много раз повторяла мне это.

Когда мы дошли до амбара, Тревор приподнял шляпу:

– Подожду здесь.

Этим он оказал мне любезность – остался снаружи, чтобы не слышать мои мысли. Я с благодарностью сжала ему локоть.

Я приоткрыла тяжелую амбарную дверь, и Роджер прижал палец к губам.

– Ты совсем чуть-чуть разминулась с Колетт и Милли, – еле слышно сообщил он.

Мое сердце упало.

– Наверное, они этому рады.

– Можешь ли ты их в этом упрекнуть?

Нет.

Койка Джеймисона была ему коротковата; повернувшись во сне, он тихо вздохнул. Я столько времени провела рядом с Дьюи, что теперь все в Джеймисоне казалось мне большим. Длинные ноги, широкие ладони, расслабленно лежащие по бокам. Трудно было не вспомнить, как в переулке он всем телом прижимался ко мне. Или тот фантастический поцелуй.

– Как он? – спросила я, разглядывая стопку книг на подоконнике.

– Сотрясение мозга. Много синяков, но ребра не сломаны. И скулы тоже. – Роджер поправил шелковую косынку, которую повязал на голову в тщетной попытке защитить от влажности свои распущенные волосы. – Если бы ты не остановила Фрэнка Хроноса, могло бы быть гораздо хуже.

Фрэнк Хронос. По словам Дьюи, самый большой мерзавец в этой пакостной семейке. Поговаривали, что его единственная положительная черта – это любовь к сыну, да и того он избаловал донельзя.

– По крайней мере, его лицо выглядит лучше, чем вчера. Не такое распухшее.

Роджер выудил из стога сена небольшой ледяной кубик:

– Эффиженов лед. Колетт раздобыла для него.