Я старалась сохранять хладнокровие. Это было нелегко, особенно когда видишь собственными глазами, как неодобрительно темнеют светонити твоих родных. Зачаровать Дьюи, чтобы он внезапно передумал? Будет выглядеть подозрительно. Попробую позже. А пока я улыбнулась еще ослепительнее и пожала плечами. Высокомерная звезда, какой они меня хорошо знали.
Дьюи поднял бокал шампанского:
– За Лакс, которая своим упорным трудом помогла всему этому осуществиться.
Спину прямо, подбородок вверх. Мои родные тоже подняли бокалы, но их жидкие аплодисменты не смогли заглушить громкого хлопка театральных дверей, закрывшихся за Колетт и Милли.
Дядя Вольф ударил в огромные ладоши:
– Поговорили и хватит. Идем домой и ложимся спать. Нам еще выступать сегодня вечером.
Я взяла Дьюи за локоть:
– Мне пора готовиться.
До выхода на сцену оставалось несколько часов, но если я сумею быстро ускользнуть, то, может быть, догоню сестер.
Он взглянул на часы, но я потянула его светонить: «Ты хочешь, чтобы я отдохнула».
– Возьмешь с собой Тревора?
– Конечно, – прошептала я из-под опущенных ресниц. «Твоя щедрость будет вознаграждена».
Но не успела я отпустить его светонить, как он склонился ко мне, приоткрыв губы.
О боже. Он хочет меня поцеловать.
Я тоже подалась к нему, чувствуя, как взгляды Ревеллей сверлят мне спину.
Его губы умело – с отработанным мастерством – прижались к моим, ладонь легла мне на затылок, с неожиданной мягкостью удерживая на месте. Поцелуй, хоть и короткий, мог бы стать великолепным, если бы не тетушки, стоявшие в нескольких метрах от нас.
«Жаль, что пришлось остановиться», – шепнула я по его светонити, отстраняясь. Беспрерывная боль в голове запульсировала еще сильнее.
Дьюи погладил меня по спине:
– Тебе понравилось?
– Конечно. – Я в общем-то не солгала, но чувства бурлили так, что я не могла в них разобраться. «Ты позволишь мне уйти».