Ревелль

Ей было весело.

Я подался вперед. Может быть – я даже не смел надеяться – может быть, наш разговор каким-то образом повлиял на нее – пробудил в ней желание искренне насладиться сегодняшним спектаклем. От этой мысли кружилась голова.

Дьюи, сидевший рядом со мной, вдруг вскинул руки, словно пытаясь удержаться на ногах:

– Мне пора идти.

Он вскочил с кресла и скрылся за портьерами. Следом ушел встревоженный Тревор.

– Что с ним? – прокричал я, перекрывая музыку. Хотелось надеяться, что он слишком много выпил и теперь его выворачивает наизнанку на тротуаре. Тогда Лакс не придется оставаться с ним наедине в Доме веселья.

Впрочем, на что я рассчитываю? Он красив, богат, скоро, возможно, станет мэром. Лакс знает, на что идет. Она, наверное, сама хочет провести с ним ночь.

Не успела Триста ответить, как середина сцены громыхнула и затряслась. Под ногами Лакс и ее сестер появилась платформа в виде бриллианта.

Под безумные крики зрителей три акробатки вознеслись в воздух. Лакс стояла в центре, плечом к плечу с сестрами. В уголках глаз еще виднелись усталые морщинки, легкие, еле уловимые следы ее магии, хотя она, конечно, будет все отрицать.

Платформа переместила их прямо к ложе, где только что сидел Дьюи, и остановилась так близко, что я видел капельки пота на лбах у девушек. Милли улыбнулась мне, блеснув в серебристых лучах пухлыми щечками. Колетт подмигнула Тристе, та откинула голову и оглушительно расхохоталась.

И вот она, Лакс, передо мной, совсем рядом, стóит всего лишь руку протянуть. Она свесила ноги с края платформы, словно отдыхала у бассейна, а не парила над морем разноцветных шляп и цилиндров. Я слышал только ее пение, сладкозвучное, как у сирены, и каждая нота проникала мне в самое сердце.

Я встретил взгляд ее янтарных глаз, и Большой шатер уплыл куда-то вдаль. Мы снова остались наедине. Ее улыбка стала мягче, и будь я чуточку наивнее, то мог бы поклясться, что она тоже разделяет мои чувства.

Публика взревела, вырвав меня из забытья.

Милли и Колетт соскочили в ложу, подхватили Роджера и втащили на парящую платформу. Тот в полном восторге сдернул с головы шляпу и поклонился зрительному залу. Толпа обезумела. Да, его здесь хорошо помнили.

Оркестр разразился бурной мелодией, и четверо Ревеллей, в том числе Роджер, взялись крест-накрест за руки и пустились в пляс. Они притопывали и вскидывали ноги в диковинном танце, походившем то ли на канкан, то ли на чечетку. Получалось не очень сексуально, но публике нравилось. Что это – сиюминутный порыв? Или одобренная Вольфом затея?

Держась за руки со своими родными, Лакс посмотрела на мельтешащие ноги и рассмеялась – совершенно искренне. Колетт что-то прошептала ей на ухо, и губы Лакс растянулись в широченной улыбке.

Вот она, настоящая улыбка Лакс Ревелль. Не калейдоскоп и не маска.

Я затаил дыхание.

Она поймала мой взгляд, ее глаза просияли. Вдруг Лакс показала мне язык, словно говоря: «Видишь? Такую улыбку ты еще не видал».

У меня вырвался короткий смешок, и она задержала взгляд еще на одно мгновение.