Ревелль

Господи. Неудивительно, что их отношения сошли на нет, – при таких-то муках совести.

– Проклятие – это любовь, – сказала Лакс. – А не магия.

Я озадаченно посмотрел на нее:

– Что плохого в любви?

– А что хорошего? – Она выгнула бровь. – От любви нет никакого толку.

– Нет толку? Ты что, шутишь?

– Любовь отравляет разум вполне здравомыслящих людей. Она – самый страшный наркотик.

– Ты же любишь свою семью, – напомнил я.

Она отмахнулась:

– Это совсем другое дело. А романтическая любовь – сплошная ложь. Поверь. Я ею торгую каждую ночь.

Она нарочно притворялась бесчувственной.

– Ты продаешь не любовь, а похоть.

– И всё же клиенты это любят.

Я глядел на нее раскрыв рот, а она лишь улыбалась все шире. И хотя она умышленно раззадоривала меня, я не мог оставить все как есть, не мог допустить, чтобы Лакс Ревелль действительно обрекла себя на жизнь, лишенную любви.

Набравшись храбрости, которую мог дать только Эффиженов коктейль, я подсел к Лакс и наклонился так близко, что ощутил ее мятное дыхание. Кабинка качнулась.

– Значит, ты хочешь сказать, что прямо сейчас, когда едешь на чертовом колесе наедине с симпатичным парнем, ты ничего не чувствуешь?

У нее на миг перехватило дыхание. Тихо, почти неуловимо.

– Абсолютно ничего.

Она не отстранилась. Осмелев, я обхватил двумя пальцами ее тонкое запястье и нащупал лихорадочно бьющийся пульс.

– Врунья.