Ревелль

Я в одиночестве пошла к сцене.

Вот он, миг, о котором я мечтала все лето. Наш новый театр. Дорогие костюмы, стены, которые не протекут в первую же дождливую ночь. На первом ряду в центре сидит богатый благотворитель, в руках у него букет из пары дюжин больших лилий на длинных стеблях. Но моя мечта воплотилась совсем не так, как я думала. Она растаяла, как свеча под безжалостным солнцем. Театр нам не принадлежал, Большого шатра мы лишились, и при взгляде на эти фиолетовые цветы перед моими глазами вставал лишь потрепанный брезент Большого шатра.

В особенно горестные моменты любимым лекарством моей семьи были сплетни. Вот и сейчас на пути к трапеции меня сопровождал приглушенный шепот. Весь день они обсуждали, как я выйду замуж за Хроноса, как я ошиблась в бедном друге Роджера. Да и ладно. Пусть болтают что хотят, лишь бы не задумывались над суровой реальностью нашего жалкого существования.

У нас нет ни дома, ни запасных планов. Не будет и второго шанса.

Нана расцеловала меня в обе щеки, обхватила лицо ладонями, изучая.

– Можем затянуть помолвку, а потом найдем другой выход.

Но другого выхода нет. Нана понимала это, даже если и не хотела признавать, что мы нуждаемся в Дьюи. Я улыбнулась как можно шире, чтобы увидела вся наша любопытная семья:

– Я хочу за него замуж.

Нана наклонилась ближе, теплые ладони не выпускали моего лица.

– Девочка моя, не прячься от меня за своими милыми улыбками. Я-то знаю, что ты его не любишь. И знаю, что Джеймисон не устраивал пожар.

Я поднялась на первую ступеньку лестницы и подмигнула через плечо:

– Кому она нужна, эта любовь? Я хочу стать женой мэра.

Лестница, ведущая на платформу трапеции, была сделана из холодной несгораемой стали. На самом верху, свесив ноги и глядя на зрителей, сидели Колетт и Милли.

Колетт, прищурившись, внимательно посмотрела на меня:

– Они тебя умыли.

Всю жизнь перед каждым представлением, и на сцене, и вне ее, Колетт делала мне макияж. И помощь со стороны считала оскорблением своих трудов. И нас лично.

– Болваны с Дневной стороны, – холодно ответила я. – Сами не знают, что творят.

Она взглянула на меня из-под пушистых черных ресниц. Моргнула раз, другой.

– Вот, – наконец сказала она и извлекла из-под деревянного бруса маленькую коробочку. Достала румяна, принялась наносить их мне на щеки. – Не допущу, чтобы наша прославленная прима выходила на сцену бледная как привидение.

Милли схватила меня за руку и рассмотрела увесистое кольцо.