Она взглянула на кромку воды, на собственное отражение и глубже, на белые пальцы среди погруженных желтых цветов, и не видела причин извиняться за резкость.
– В конце концов затащу, – пообещала Перл. – Потому что я всегда добиваюсь своего.
– Вытираться не собираешься?
В ответ на это Перл остановилась и подняла голову, словно услышала что-то неожиданное среди выцветших серых траверс и стеклянных изоляторов вышки.
– Облезлая махина, – пробормотала она приветливо – возможно, Виктории; возможно, самой вышке, как, бывает, разговаривают с любимым питомцем. Потом отправилась за одеждой, разбросанной между бетонных ног вышки, и качала головой над каждым предметом, подбирая и приговаривая: «И правда не знаю, зачем все это купила» и «Сейчас убила бы за тост с маслом, и чтоб для разнообразия его подали мне».
– Ты же на самом деле не девушка, да? – заставила себя сказать Виктория.
Перл застенчиво отвернулась на воду.
– Тогда уж не знаю, кто я, – сказала она. – Кто я тогда?
Их вылазки продолжались. Они проехали вдоль границы в Уэльс. Посещали сады замка Поуис и ели мороженое на мосту Дьявола. Куда бы они ни ездили, Перл сидела на переднем сиденье «Фиата», как чья-то бабушка, и описывала все подряд так, будто Виктория ничего не видит. Они читали друг другу таблички. «Аттракцион». «Гровенорская картофельная». «Фролик-стрит» – «Улица Забав». Они обедали в гарнизонных городках из романов эпохи Регентства – в Ланголене, Уэлшпуле, Ньютауне, Билт-Уэллсе: места, о которых слышишь, но никогда в них не бываешь, нанесенные на карту в 1812 году и с тех пор забытые. Загипнотизированные полосами косых лучей между деревьев, они как в бреду видели грузовики цветными коробка́ми на вершине холма, ворон с черной мускулистой походкой, плоскую землю под широкими облаками. Почерневшие шпили. Солнечные впадины и пригорки, лай собак в домах, садах и уличных магазинах, таинственную июньскую погоду на склонах холмов, архитектуру дождя и солнца, сюрреалистические тракторные гонки в глуши…
– Смотри! – воскликнула Перл.
Чей-то новенький мотоцикл, не вписавшись в поворот на А458, протаранил ивовую лесополосу на обочине.
В сорока метрах от него, спиной к искореженному металлу, который теперь лежал тикающим, мятым и сворачивающимся в луже собственных жидкостей, стоял мотоциклист и курил взатяг, вперившись в реку внизу. Он в порядке, говорили его друзья, все нормально. Но ему повезло легко отделаться, подчеркивали они. И это было охренеть как тупо с его стороны, и он сам это знал, и в результате никому не хотелось к нему подходить. Они скованно бродили вокруг, поскрипывая в коже, со шлемами под мышкой, будто головами, проявляя терпение, но мечтая уже уехать и наслаждаться остатком дня. Осколки пластмассы с проезда они уже расчистили. Теперь они исследовали мысками сапог оставшиеся после него вмятины в недавно положенном асфальте, то и дело тайком бросая взгляды на собственные мотоциклы – пока что целые, идеальные в разных покрасках, стоящие ярким рядом на придорожной площадке.
– Но вообще спасибо, что остановились, – сказали они.
– Бедняга, – кручинилась потом Перл. – Если не возьму себя в руки, то весь день себе испорчу, думая о нем.
Виктория изучала закопченный желтый потолок какого-то нетронутого реновациями приморского паба, до которого добрался на апогее «Фиат», и призналась, чтобы подбодрить Перл:
– По-моему, я им в матери гожусь.
Но это не порадовало их обеих, тем более что все равно было неправдой; они отвлекались наблюдением за тем, как отец несет поднос с напитками детям, играющим на солнце снаружи.
– Ты посмотри, – предложила Перл тоном человека, выступающего с возмутительным заявлением. – Рутбир. Нельзя им такое разрешать. Когда ты маленький, то кажется, будто все это интересно, но оно же на вкус как «Джермолин» от прыщей. А сейчас он еще достанет телефон. Видала? Селфач для бывшей, чтобы доказать, что детям веселее с ним, чем с ней.
– Это же просто телефон, чего ты. У людей просто бывают телефоны.
– Неужели? Осси бы даже не знал, что с ним делать. Мало кто из наших знает. – Потом она добавила: – Бедолага, а какой был красивый мотоцикл.
ebooksa