Затонувшая земля поднимается вновь

22
18
20
22
24
26
28
30

– Кажется, она сама не знает, чего хочет, – сказала Виктория.

Выглядел Энди так, будто никуда не выходит, хотя койку окружали недавно открытые коробки из-под спортивной обуви. У него было патологическое ожирение, зато ноги – маленькие и аккуратные. И вызывали какое-то ощущение неупотребления, будто ножки ребенка.

– В конце концов я останусь без них, – сказал он бодро, когда увидел, как она на них уставилась.

– Мне пора, – сказала Виктория.

– Ну, моя дверь всегда открыта.

Лабрадор, удвоив усилия, чтобы оторвать переднюю половину тела с пола, обильно описался.

Вскоре она нашла Перл на подоконнике лестничной клетки второго этажа, попивающую пино нуар из «Сейнсбери» и глядящую на Северн, словно весь день чего-то ждала, но так и не дождалась. Похоже, чая не предвиделось. Смеркалось, вода текла маслянисто и целеустремленно; в обоих направлениях дороги микроволновки пабов обслуживали вечерних посетителей из Телфорда. По Уорфаджу спешно прошла женщина в бледно-зеленом вечернем платье, вернулась спустя две минуты, остановилась и уставилась куда-то с гневным выражением на лице; внезапно снова поспешила прочь.

– Они тут все такие, блин, странные, – сказала Перл. А когда услышала о толстяке: – Эти его кроссовки? Он говорит, что когда-нибудь пробежит марафон, а сам не встает с кровати!

– Может, встанет, – предположила Виктория. – Может, однажды он пробежит марафон.

Чем добилась только презрения на ее лице.

– Если хочешь чего-то добиться в жизни, – посоветовала Перл, – не надо быть засранцем. – Она пусто и криво улыбнулась в своем стиле. – А запашок у него? Кетоацидоз, а его любимая книжка – «Рожденный бегать»? А уж остальные местные… – Она пожала плечами.

– В общем, дом мне понравился, – сказала Виктория, хотя на самом деле не понравился.

– Я надеялась.

Они обменивались бутылкой, пока не допили. После задумчивого молчания Виктория сказала:

– На холм лучше поднимусь пешком. Не на машине.

– Давай-давай, – отозвалась Перл.

Она смотрела на Северн. Потом, явно разговаривая сама с собой:

– Днем такие места выглядят красиво. А потом – просто свалка истории.

Виктория думала попрощаться с Энди, но, когда снова заглянула к нему, обнаружила, что почему-то ошиблась комнатой. Эта была меньше, с задернутыми багровыми бархатными шторами до пола. Вместо ковра на полу лежал древний линолеум с узором под дерево; стены когда-то давным-давно наспех покрыли единственным слоем серовато-белой эмульсионки. На диванах и креслах в темноте сидели мужики, смотрели американский спортивный матч через спутник, пристальные, но бесформенные в свечении пятидесятидюймового экрана.

– Простите, – сказала она. А потом повысила голос, чтобы перекричать комментарии: – Простите, что потревожила.