На краю небытия. Философические повести и эссе

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы перенесли его в его комнату. Кларина нашла детскую пеленку, постелила на кровать, на нее мы и положили деда. Кларина помыла его, вытерла, приговаривая:

«Не стесняйтесь. Я не могу вам не помочь. Я на медсестру училась».

Он, подчиняясь ее рукам, говорил мне: «Хорошая женщина Клариночка, тебе повезло, Владимир. Береги ее». Потом она выстирала его одежду, повесила на веревку, которую мы сразу по приезде протянули на кухне. Но что-то с ним после того случая произошло.

Он ходил с трудом, шатался, перестал выходить на улицу. Эрик стал приходить к нему почти каждый день. Эрнест говорил сыну: «Помру скоро. Ты посиди со мной, комната тебе достанется!»

А тот все же каждый день приносил бутылку. Я как-то сказал ему:

«Эрик, отцу бы не надо пить. Как бы опять по глазам не ударило».

Он посмотрел на меня своими пустыми зелеными глазами, молча отодвинул меня, поскольку шел как раз в комнату отца: «Сто грамм даже полезно». Когда он говорил, то виднелись в боковых полостях рта совершенно волчьи клыки.

Кларина услышала, вспылила и крикнула вдогон: «Ты отца так до преждевременной смерти доведешь».

Наверно, не надо было так говорить. Потому что Эрик вдруг задумался, то есть неправильное слово «задумался» по отношению к нему, просто извилины зашевелились, проворачивая мысль, которая возникла от Кларининых слов. И, конечно, мысль его шла к теме жилья. Отцовские квадратные метры он терять не хотел. Здесь же он не был прописан, поэтому на эту комнату рассчитывать не мог. Но отца он мог уговорить поменять комнату, сделав хитрый обмен. Сюда въезжает кто-то из его друзей или знакомых, дед получает комнату в коммуналке дома, где живет Эрик, а там они быстро меняют однокомнатную, где жил Эрик с женой, и комнату в коммуналке на двухкомнатную в том же районе. Светил ему такой вариант. Кто-то из живших поблизости от него хотел разъехаться (какие-то семейные проблемы), но так, чтобы не отъезжать далеко друг от друга. И вариант Эрика им бы очень подошел.

Видимо, допив бутылку, он вошел в мою комнату-кабинет, плюхнулся на диван, но ничего не говорил, сидел молча, только зеленые глаза крутились, как шарики, так он оглядывал комнату. Я сидел перед пишущей машинкой (про компьютер мы тогда только слыхали и острили, что лучше дюжина гусиных перьев, как у Пушкина, чем один компьютер). Я, повернув голову, смотрел на Эрика. Он начал первым:

«Жена твоя сказала, что отец плох. Умереть скоро может. Со дня на день. Мне надо торопиться. Надо было раньше делать, но все время занят был».

На его языке это означало – непробудно пил.

Я пожал плечами: «Делай как знаешь».

«Ну ладно. Я предупредил. Пойду поговорю с отцом, а то он как бы раньше времени не помер. Завтра друган придет, с которым меняться будем. Познакомитесь».

Он вышел из моего кабинета. А я в комнату к Кларине.

«Эрик уверен, что отец умрет не сегодня, так завтра. Хочет, пока отец жив, в ближайшие дни найти обмен. А пока сидит и сторожит, ждет ангела смерти. На днях его друган приедет квартиру смотреть, чтобы понять, кто соседи».

Мне кажется, Кларина разозлилась не приходу нового соседа, а то, что Эрнест ждет смерти, а Эрик эту смерть караулит.

«Пойди к Эрнесту и скажи, что никакой тяжелой болезни у него нет. Это сосудистый криз, у тебя такой был, да и у меня. Если лежать, то только хуже будет. Надо ходить, ходить гулять. Хочешь, сама скажу, но лучше ты, мужчину он скорее послушает. И дай ему цинаризин».

Я постучался в дверь.

«Ну!» – сказал Эрик.