– Шази, – в голосе Тарика звучало не осуждение, но предостережение.
Она посмотрела на него, встретив взгляд из-под нахмуренных бровей, откашлялась после пряного вина и бросилась в атаку:
– Почему тебе позволено пить сколько душе угодно, а мне нет?
– Потому что мне нечего доказывать окружающим, – проворчал Тарик, пытаясь отобрать сосуд.
– Зануда, – отдергивая его, фыркнула Шахразада. – Ты мне не надсмотрщик, как бы тебе этого ни хотелось. – Она планировала всего лишь поддразнить друга, но пожалела о сказанном сразу же, как только слова слетели с губ: Тарик сразу же замкнулся.
– Благодарю за это небеса, – проговорил он безжизненным тоном.
Шахразада наклонилась, желая принести извинения, но не представляя, с чего начать.
Внезапно Тарик обхватил ее, стремительно протянул длинные руки и вцепился в сосуд, прошептав на ухо:
– Отдай сейчас же, иначе я помогу утопить печали в вине и опрокину его тебе на голову.
В голосе сына эмира отчетливо слышалась угроза пополам с насмешкой. Его дыхание щекотало кожу Шахразады, заставив ее замереть без движения.
– Только посмей, и я укушу тебя за руку, – прошипела она наконец. – Будешь кричать и молить о пощаде, как мальчишка.
– Мне казалось, ты устала от кровопролития, – смех Тарика был густой смесью воздуха и звука. – Может, следует перебросить тебя через плечо и унести прочь на глазах у всех?
Не желая сдаваться без боя, Шахразада ущипнула предплечье наглеца, заставив его поморщиться, но все же выпустила сосуд, пообещав:
– Это еще не конец.
– Даже не сомневаюсь, – ухмыльнулся Тарик и отхлебнул отвоеванное вино.
Хотя Шахразада и уступила в этом сражении, она почувствовала облегчение от того, что впервые за неделю с момента, когда Рей остался позади, они с Тариком разговаривали без повисших между ними напряжения и боли.
Без воспоминаний о предательстве.
Впервые Шахразада позволила себе надеяться, что их дружеские отношения могут пережить все случившееся, и почувствовала, как с сердца свалился тяжкий груз. Она запрокинула голову и посмотрела вверх, на звездное небо: глубочайшего оттенка темно-синего, тянущееся до самого горизонта, где смыкалось с песком. Яркий серпик месяца то и дело затягивало легкой дымкой набегавших облаков. Светящиеся точки перемигивались – одни весело, другие проказливо, третьи многозначительно – стараясь затмить друг друга.
В Рее их не было видно так отчетливо.
Вспомнилась поговорка, которую любил повторять отец: «Чем темнее небо, тем ярче звезды».