Половые железы воплощали обещание светлого будущего – способность вернуть молодость, жизненную силу и смысл усталому, но исполненному надежды поколению.
Вскоре медицина заменила железы вырабатываемыми ими гормонами: в случае яичников – эстрогеном. Потребовалось четыре тонны свиных яичников и бесчисленные литры человеческой мочи (любезно подаренной беременными подругами и знакомыми) – и в 1920-х американские ученые Эдвард Дойзи и Эдгар Аллен наконец выделили это вещество из организма человека. Оно обладало множеством свойств, но назвали они его в честь одного заметного воздействия, оказываемого на крыс[430]: оно вызывало течку, когда самка фертильна и сексуально восприимчива[431], [432]. Слово «эстроген» происходит от латинского (изначально греческого) oestrus – «овод» – и означает безумную, бешеную страсть, как зуд, вызванный жужжащим насекомым. На самом деле у людей не бывает течки; женщины сексуально восприимчивы, когда им этого хочется, и независимо от этого овуляция происходит примерно раз в месяц. Но эстроген вскоре стал известен как дистиллированная женственность, суть того, что значит быть женщиной.
Впервые его применили к женщинам, переживающим менопаузу[433]. Штайнах, например, осторожно отметил, что менопауза – не болезнь, а естественный этап жизни. «Но так ли необходимо, – прибавлял он, – чтобы женщины терпели приливы, жар, головокружение, сердцебиение, звон в ушах, депрессию, истеричные приступы плача, тревогу, бессонницу, зуд, боли в суставах, раздражительность и другие мучительные симптомы?» Начиная с 1923 года он работал с немецкой фармацевтической компанией над созданием одного из первых пероральных эстрогенов, Progynin В. Его рекламировали как «гормон женского цикла», а одна из поклонниц назвала его «самой сутью Евы».
В 1930 году Штайнах отправил за океан своей старой пациентке Атертон небольшую шестиугольную стеклянную бутылочку с несколькими таблетками. Она принимала Progynin ежедневно до смерти, хотя и говорила, что, «когда человек достигает почтенного возраста 90 лет, не стоит ожидать слишком многого».
Когда разразилась Вторая мировая война, Штайнах продолжал исследовать эстроген и связь между яичниками и гипофизом. В 1938 году, когда он читал лекции в Швейцарии, немцы захватили Австрию и сожгли дотла его институт и архивы[434]. Он и его жена Антония были евреями, поэтому бежали в Цюрих, где вскоре она покончила жизнь самоубийством. Он умер несколько лет спустя, в 1944 году, в горе и одиночестве. Но попытки понять суть так называемого женского гормона не прекратились. Эстроген стал благом для фармацевтики, в итоге приведя к разработке противозачаточных таблеток и современной гормональной терапии в период менопаузы. Приемом эстрогена (а позже и прогестерона), по заверениям компаний, можно облегчить все проблемы, связанные с менопаузой. Это был удобный способ продать свой продукт почти любой женщине[435].
Хитрость заключалась в том, что фармацевтические компании сначала должны были выдать менопаузу за болезнь, а эстроген – за лекарство[436]. И они это сделали – с удовольствием. В 1950-х на рынке появился крем с эстрогеном, который помогал женщинам старше 35 лет выглядеть моложе и избегать морщин. «При его применении вы снова обретаете уверенность в себе[437]. Новую гармонию. Ваш муж смотрит на вас с новым интересом», – обещала реклама в 1950 году. Его продвигали и мужьям. «Мужчине нелегко выдерживать тяготы и сложности на работе, а потом возвращаться домой к неуравновешенной женщине, “переживающей перемену в жизни”», – говорилось в рекламе 1960-х. Но дайте ей эстроген – и «она снова станет счастливой, а муж скажет за это спасибо»[438].
Кульминацией стал бестселлер 1966 года «Женственность навсегда»[439], где менопауза мрачно и неточно изображалась как утрата женственности, молодости и психического здоровья. «Нужно признать неприятную истину: все женщины в постклимактерическом периоде – кастраты[440], – писал ее автор, нью-йоркский гинеколог Роберт Уилсон, в одном медицинском журнале в 1963 году. – Мужчина остается мужчиной до конца. У женщины все иначе. Ее яичники относительно рано перестают нормально работать». Он утверждал, что менопауза – болезнь дефицита, как диабет или заболевание щитовидной железы. Обратите внимание: Уилсону платили компании, которые занимались гормональной терапией, что могло исказить (читай: явно искажало) его выводы[441].
Менопауза была не единственным поводом для применения эстрогена. В 1940 году Штайнах рекомендовал его при таких недугах, как болезненные менструации, отсутствие менструаций, бесплодие, фригидность, облысение, мигрень и общие симптомы ПМС, – их список почти такой же длинный и разнообразный, как и показания к удалению яичников во времена Батти. Он писал, что, восстанавливая здоровье женщин в неспокойное время перед менопаузой, можно даже сохранить разрушающиеся браки.
Сфера применения эстрогена расширилась. В ряде учреждений вроде Университета Джонса Хопкинса его применяли для лечения детей, рожденных с признаками интерсексуальности, стимулируя рост груди и направляя пациентов к более «приемлемой женской внешности»[442]. Его использовали и как способ «химической кастрации» для тех, кто проявлял девиантную сексуальность; известной жертвой стал Алан Тьюринг, основатель современной компьютерной науки, арестованный за гомосексуальность в 1952 году и вынужденный принимать эстроген в таблетках. Таблетки сделали его импотентом, наградили депрессией, спровоцировали рост груди. Через два года после начала их приема он покончил с собой. Начиная с 1920-х некоторые врачи также скрытно применяли гормон, чтобы помочь трансгендерным пациентам превратиться из мужчины в женщину; некоторые набирались смелости и покупали его из-под полы.
Все эти области применения не выходили за рамки одной логики: эстроген – феминизирующее вещество, используемое, когда нужно добавить женственности или убрать мужественность. На деле, конечно, эстроген – отнюдь не только половой гормон. Он способствует росту и развитию всех органов, стимулирует развитие мозга[443], поддерживает здоровье сердца, регулирует уровень липидов, повышает чувствительность к инсулину, снижает уровень глюкозы и нормализует функцию печени. Это особенно важно для плотности и закрытия костей; мужчины с редкой неспособностью перерабатывать эстроген в итоге растут все выше, их трубчатые кости не могут закрыться. Вот почему в своей книге 2000 года «Определение пола» биолог и специалист по гендерным вопросам Энн Фаусто-Стерлинг предложила заменить термин «половой гормон» на «гормон роста»[444], чтобы отразить тот факт, что это вещество влияет почти на каждую клетку организма.
Эстроген – не просто женский эквивалент и антагонист тестостерона. Они не противоположности, а части одной цепи развития: ферменты в организме превращают тестостерон в эстроген, а значит, в любом организме, где есть один, обычно имеется и второй. Вместо того чтобы компенсировать друг друга, они часто работают в связке, влияя на репродуктивное здоровье обоих полов. У женщин клетки яичников выделяют небольшое количество тестостерона; часть превращается в эстроген, а часть остается в виде тестостерона и способствует здоровью яичников, костей, поддержанию настроения и либидо. У мужчин эстроген, вырабатываемый яичками и надпочечниками, имеет решающее значение для роста и развития сперматозоидов, развития мозга, для настроения и либидо[445].
Представление об эстрогене (или тестостероне) просто как о половом гормоне мешает нам исследовать другие его многочисленные важные свойства, как пишут ученые Катрина Карказис и Ребекка Джордан-Янг в своей книге 2019 года «Тестостерон: неофициальная биография»[446]. «Это многоцелевой гормон, адаптированный под множество сфер применения почти во всех организмах», – пишут они о тестостероне. Эстроген – тоже рассеянное по организму, динамичное, постоянно меняющееся вещество, действие которого трансформируется в зависимости от окружающей среды, других гормонов, с которыми он взаимодействует, и сигналов, которые он получает от мозга и тела. Он больше, чем половая принадлежность, и шире своего названия.
За десять лет после выхода «Женственности навсегда» продажи эстрогена в США выросли в четыре раза[447]. К 1970-м стандартная гормональная терапия рекламировалась как панацея от всех недугов, связанных с менопаузой. В 1975 году в США эстроген был пятым по частоте назначения препаратом. Но гормональная терапия при менопаузе – это скорее временная мера, утверждают Вудс и Тилли. Конечно, женщинам, столкнувшимся с проблемами хрупкости костей, приливов, ночной потливости и сухости влагалища, она может принести пользу. Но более поздние исследования показали, что гормональная терапия не всегда защищает от долгосрочных проблем, таких как болезни сердца и деменция, и может увеличить риск инсульта и рака груди[448].
«Рекламировать гормональную терапию как замену функции яичников было неправильно – с научной, биологической точки зрения, во всех смыслах, – говорит Тилли. – Гормональная терапия с первого дня была обречена на провал». Он и Вудс хотят добавить в набор инструментов еще одно средство, которое, по их мнению, будет надежнее, натуральнее и динамичнее.
Даже если научные данные надежны, остается вопрос: действительно ли мы хотим подсаживать искусственные яичники? Восстановление менструального цикла у больных раком не вызывает возражений, но идея о том, что все женщины хотели бы отсрочить или предотвратить менопаузу, не утвердилась в обществе.
То, что яичники «отказывают» и их нужно восстанавливать, – слишком радикальное утверждение, которому не хватает доказательств, утверждает доктор Дженнифер Гюнтер, гинеколог из Сан-Франциско и автор книги «Манифест менопаузы» (2021)[449]. По ее мнению, предотвращение менопаузы как метод «лечения» означает, что менопауза – болезнь, а не нормальная фаза жизни. Она видит в этом часть более широкой тенденции патологизации женского тела и естественного процесса старения – современную версию «Женственности навсегда». (В конце концов, мужчины проходят через аналогичные возрастные ухудшения фертильности и здоровья в целом, но мы же не говорим, что они находятся в «эректопаузе».) Прежде чем экспериментировать с реальными женщинами, по мнению Гюнтер, нам нужно изучить предубеждения, которые могут скрываться за научными изысканиями.
Да, петля обратной связи между мозгом и яичниками с наступлением менопаузы практически прекращается[450], [451]. Но почему мы думаем, что ее следует восстановить? «Яичник 54-летней женщины не должен вырабатывать эстроген[452], – говорит она. – Поэтому, думаю, будет весьма смело утверждать, что наши яичники должны функционировать до 80 лет». Некоторые последствия менопаузы действительно могут быть вызваны этими изменениями в мозге. Но, учитывая, что мы еще не до конца их понимаем, мы не можем знать, будет ли полезно их восстановление.
Сама по себе менопауза, по словам Гюнтер, не проблема. Проблема – нежелательные последствия, которые могут возникнуть у каждой женщины. Вот почему первый вопрос, который она задает своим пациентам, приближающимся к менопаузе, звучит так: что именно вас беспокоит? У одних это могут быть приливы и туман в голове; у других – наследственные сердечно-сосудистые заболевания, остеопороз или деменция. Что бы это ни было, ей нужно точно определить проблемы, прежде чем она сможет их решить. Точно так же ученые, занимающиеся экспериментальным лечением, должны точно знать, для какого заболевания предназначены искусственные яичники: «И если вы скажете мне, что проблема в менопаузе, то я скажу вам, что вы женоненавистник».
Когда у Гюнтер (которой 55 лет) наступила менопауза, она выбрала терапию эстрогенами. «Почему женщина вроде меня хочет пройти эту терапию с неизвестными отдаленными последствиями, чтобы продлить функционирование яичников? – спросила она. – У меня есть лекарство, о котором имеются данные за пятьдесят лет». У нас гораздо меньше данных о последствиях наличия работающих яичников у женщин 65–70 лет. Во-первых, мы не знаем последствий перезапуска цикла роста и отторжения слизистой оболочки матки у пожилых женщин[453]. Во-вторых, необходимы дополнительные исследования, чтобы убедиться, что имплантация ткани, вырабатывающей гормоны, не вызывает рак репродуктивной системы так же, как воздействие высоких доз эстрогена связано с раком молочной железы.
Несмотря на эти опасения, некоторые врачи уже продвигаются вперед в борьбе с менопаузой. В 1990-х доктор Шерман Зильбер, директор Центра бесплодия в Сент-Луисе, разработал стратегию для больных раком, которые позже могут захотеть забеременеть: он замораживает крошечные полоски их яичников перед химиотерапией, а затем прикрепляет их обратно, одну за другой. (Обычно он крепит ткань непосредственно к яичнику, чтобы яйцеклетка могла попасть в фаллопиевы трубы, – эта техника помогла родиться восьмидесяти с лишним младенцам.) С тех пор он стал делать то же и с женщинами, которые хотят отсрочить роды по причинам, связанным с карьерой, или отодвинуть менопаузу[454]. «Мы можем победить биологические часы яичника, – утверждает Зильбер. – Мы вынуждены делать это для больных раком, но теперь есть возможность сделать это для любой женщины»[455].
ebooksa