Vagina obscura. Анатомическое путешествие по женскому телу
Один врач и специалист по ЭКО в Великобритании тоже начал замораживать полоски яичников молодых женщин с обещанием повторно пересадить их в будущем с целью предотвратить менопаузу. По состоянию на 2020 год как минимум одиннадцать женщин заплатили более 8000 долларов каждая, чтобы запустить процесс[456].
Доктор Эвелин Телфер, исследователь яичников из Шотландии, считает такое вмешательство преждевременным. «Действительно ли это правильно? Достаточно ли мы знаем об этом? Я бы сказала, что нет, – говорит она. – В конце концов, – добавляет она, – вы же пережили период полового созревания, это тоже порой непросто. Но мы же никогда не будем выступать за прекращение пубертата»[457]. Однако Телфер считает, что есть огромные возможности для совершенствования метода лечения менопаузы и что первый шаг – наилучшее понимание биологии яичников.
Яичники – не просто корзины с фолликулами. Существует более дюжины других типов клеток, склеивающих их вместе, и все они могут влиять на их рост и старение. «И это большой черный ящик, на который на самом деле никто до сих пор не смотрел, – говорит она. – Думаю, наше понимание пока весьма примитивно».
В 2004 году, когда вышла статья Тилли о стволовых клетках яичников, Вудс училась в аспирантуре и исследовала куриный яичник. Она помнит, как не удивилась, узнав, что яичники обладают регенеративными способностями. «Это казалось очень логичным, – говорит она. – В моем мире это вполне правдоподобно». Это потому, что те, кто изучает цыплят, давно знают об особой способности этого животного: если вырезать его яичник, может вырасти новый, с яйцами и всем остальным. (Иногда даже вырастает новое яичко.) Но никто не думал о значении этого свойства для людей. «Теперь я виню себя, ведь это было у меня прямо перед глазами», – говорит Вудс.
Стало ясно, что яичник обладает некой динамикой. «Только посмотрите на менструальный цикл, – говорит Тилли, обладатель тринадцати патентов, связанных с технологиями сохранения фертильности и биоинженерии тканей яичников (пять из них – совместно с Вудс). – Но ключевое слово – регенеративный. Обладает ли он внутренней регенеративной способностью? И ответ на это – стопроцентное и однозначное “да”». Иными словами, стволовые клетки были намеком на то, что вы должны быть в состоянии использовать эту регенеративную силу для восстановления яичников. На момент публикации этой книги Тилли и Вудс решили нацелиться на второй вид стволовых клеток яичников – тот, что способен порождать новые гранулезные клетки, а не яйцеклетки. С их помощью они вскоре смогут выращивать гранулезные и яйцеклетки in vitro и объединять их для создания прототипа искусственного яичника.
В январе 2021 года в лаборатории Северо-восточного университета, где Вудс работает вместе с Тилли (Лаборатории исследований старения и бесплодия, неофициально известной как ЛОГА), она кладет на предметный столик под микроскопом тонкий срез мышиного яичника. На экране компьютера виден ландшафт из светло-серых русел, похожий на дно высохших озер на поверхности Луны. Это стволовые клетки яичников. Каждая из них порождает то, что выглядит как полупрозрачный мяч для гольфа: новую яйцеклетку, попавшую в западню во времени и навеки пойманную в акте рождения[458]. Для Вудс это доказательство того, что яичник – орган, способный к динамичной регенерации. «Это клетки, которых не существует, – говорит она. – Но вот они, перед нами»[459].
Она ставит под микроскоп другую чашку Петри и указывает на темное пятно посередине с нечеткой окантовкой, похожее на таблетку шипучего аспирина, которая растворяется в воде. Это сфероид, группа клеток, работающих вместе, которую ее лаборатория создала в пробирке. Когда она выключает подсветку, в темном сфероиде внезапно начинают светиться четыре ярко-зеленых пятна: стволовые клетки яичников, окрашенные флуоресцентным зеленым цветом с помощью того же маркера медузы, который Тилли использовал раньше. Каждая из них порождает яйцеклетки и формирует новые фолликулы.
Больше всего Вудс волнует то, что сфероид одновременно производит гормоны и реагирует на гормональные сигналы, а это значит, что он способен повторно соединить гормональную петлю. Вот доказательство концепции искусственного яичника, над которым она работала в течение десяти лет. К тому же она считает, что этой способностью обладает каждый яичник – и мой, и ваш.
Даже если оставить в стороне технологию искусственного яичника, эта работа требует от науки переосмысления того, как функционирует человеческий яичник, и того, на что способен женский организм. Телфер, например, поначалу была «абсолютно скептически» настроена по отношению к идее новых яйцеклеток. Однако, после того как в 2009 году китайские ученые очистили стволовые клетки яичников, она решила заново изучить вопрос. Поворотный момент наступил, когда Вудс и Тилли предложили приехать в ее лабораторию в Шотландии со стволовыми клетками яичников. Они оставили ей клетки для культивирования, и она увидела своими глазами, что те активно делятся и создают ооциты. «В тот момент я и подумала: да, в этом что-то есть», – говорит она. В конце концов ее лаборатория выделила сами клетки, и они в соавторстве с Вудс и Тилли опубликовали несколько статей[460].
Теперь Телфер говорит, что для развития этой области необходимы такие ученые, как Вудс и Тилли. «Реальность такова, что иногда есть вещи, которых вы не видите, потому что не смотрите в ту сторону, – считает Телфер. – А это подтолкнуло нас к мысли, что, возможно, надо начать с другой стороны». Хотя она до сих пор не уверена, действительно ли эти клетки участвуют в формировании пула ооцитов в нормальном яичнике, она очень хочет выяснить, какую именно роль они играют.
Такая открытость вселяет надежду в Тилли и Вудс. На данный момент опубликованы десятки статей, доказывающих существование стволовых клеток яичников, а вот работ, пытающихся их опровергнуть, все меньше. Научное сообщество, похоже, наконец-то просыпается. «Медленно, но верно люди подтягиваются», – говорит Тилли.
Мы, женщины, созданы не только для размножения.
Глава 7. Регенерация. Матка[461]
Когда доктор Линда Гриффит нащупала уплотнение под левой бретелькой лифчика, у нее замерло сердце. Твердое, как кусок хряща. Может, это киста?[462]
Был январь 2010 года. Линда, 49-летний биоинженер, сидела среди толпы людей в костюмах на конференции по биотехнологиям в Сингапуре. Осознав, что она щупает свои груди в помещении, полном презентабельных мужчин, она выскользнула в туалет и провела более тщательную проверку там. «Нехорошо», – подумала она, разглядывая свою грудь в зеркале. В течение недели она прилетела обратно в США, сделала маммографию, УЗИ и биопсию, и ей поставили диагноз «трижды негативный рак молочной железы»[463] – самая опасная разновидность. Такая опухоль не поддается гормональной терапии и другим формам целенаправленного лечения.
Гриффит собралась с духом. Впереди ее ждал год постоянной усталости, побочных эффектов терапии в виде проблем с ЖКТ и долгих ночей в больнице под капельницей. Но, как ни странно, это был и прекрасный год. Как только она сообщила своему декану о болезни, он дал ей дополнительные двенадцать месяцев творческого отпуска. Друзья и родственники заглядывали в гости, принося открытки, домашнюю еду и выражая поддержку. Когда остриженные светлые волосы Гриффит выпали и пропал румянец со щек, ее уверяли, что она по-прежнему великолепно выглядит. Муж, а по совместительству коллега и содиректор ее лаборатории биоинженерии в Массачусетском технологическом институте, постоянно ее поддерживал.
По сравнению со всем предыдущим опытом Гриффит с заболеваниями репродуктивных органов это было как день и ночь. С момента полового созревания она молча страдала эндометриозом, при котором клетки, подобные клеткам эндометрия (слизистой оболочки матки), разрастаются за ее пределы, а затем, реагируя на гормоны организма, образованная ими ткань утолщается, начинает отторгаться и кровоточить. Рак груди, в отличие от этой загадочной болезни, все признавали и сочувствовали заболевшему. Гриффит любит говорить, что по сравнению с эндометриозом это была легкая прогулка. «Не в прекрасную погоду… а как погулять по парку в грозу, – добавляет она. – Зато люди понимали, что это значит».
Контраст был не только в отношении. Дело в том, как врачи лечили эти две болезни. При раке груди они немедленно сделали биопсию опухоли, проанализировали образец и классифицировали, чтобы подобрать правильное лечение. С помощью анализов проверили наличие простых биомаркеров – рецепторов эстрогена, прогестерона, белка HER2, – которые подсказывали, как опухоль будет прогрессировать и на какую терапию отреагирует. В случае с эндометриозом известных биомаркеров не было, как и надежной системы классификации. И не существовало других вариантов лечения, кроме хирургического вмешательства или подавления гормонов. У обоих вариантов лечения есть серьезные недостатки. «Никаких методов измерения нет», – говорит Гриффит.
Ей надоело слушать, как врачи описывают эндометриоз, опираясь на мифы, а не на научные данные. Она знала, что эту болезнь можно объяснить с точки зрения биологии. Нужно было просто рассматривать матку как она есть: считать ее не мифическим средоточием женственности, а таким же органом, как любой другой, тесно связанным со всем остальным организмом, обменивающимся иммунными и стволовыми клетками и жизненно важными жидкостями. Иными словами, это часть сложной биологической системы. Гриффит была биоинженером, и ее учили мыслить именно так – с точки зрения живых систем, состоящих из взаимосвязанных элементов.
Эндометриоз, как и рак молочной железы, – это не одна конкретная болезнь, а несколько, этакая многоголовая гидра. Чтобы справиться с ним, нужно изучить целую сеть иммунных клеток и то, как вмешательство в одном месте может повлиять на все остальное. Гриффит начала обсуждать со своим мужем, доктором Дугом Лауффенбургером, который более десяти лет изучал рак молочной железы, как применить аналогичный подход к классификации пациентов с эндометриозом.