– Скажу Ивану Неронову, чтобы подобрал попа из своего окружения, – сказал государь. – Вчера он мне представил лопатицкого Аввакума, которого с места воевода вышиб.
– Я его видел у Ртищева.
– Как он тебе показался? – заинтересовался Алексей Михайлович. – Может на Синбирск годится?
Возможность иметь рядом с собой иерея бунташного нрава не вдохновила окольничего.
– Сей протопоп дерзок с начальными людьми. Опасаюсь, как бы он на границе не учинил смуту.
– Ужели он на такое способен? – удивился Алексей Михайлович.
– Тебе ведомо, великий государь, что люди на черте не по своей воле нарушают предписанные церковью обряды. Аввакум в вере неистов, вся опасность в этом.
– Добро, – сказал Алексей Михайлович, чуток поразмыслив. – Неронов даст тебе покладистого иерея. А мне Аввакум своей неистовостью пришёлся по сердцу. Он прав – Богу служить абы как нельзя. У нас много чего негожего накопилось в церкви. Федя Ртищев свой монастырь показал?
– Вчера там был, великий государь, – ответил Хитрово. – Подвигу подобно, как скоро поставлен монастырь.
– С нетерпением жду, когда справщики завершат работу. Книги нужно исправлять.
Алексей Михайлович с улыбкой посмотрел на окольничего:
– Говори свои нужды.
– Великий государь, – с жаром произнес Хитрово. – Я премного вознесен твоей милостью! Дозволь завтра отбыть на черту!
– Поезжай с Богом! Я на тебя в полной надежде. Знай, что скоро ты мне будешь нужен на Москве.
В царских сенях бояр и думных дворян не поубавилось. Одни прохаживались взад-вперед, опираясь на палки, другие, разбившись на кучки, беседовали, некоторые, усевшись на лавки вдоль стен, дремали, коротая время до обедни.
Хитрово увлек за собой Ртищев.
– Ты это должен видеть, – сказал он. – Я сейчас от Неронова, он отправился в Троицкий храм на Никитинках. Там закончил настенную роспись Симон Ушаков. Её ещё никто не видел.
Храм находился в Китай-городе. Путь к нему лежал мимо усадьбы Хитрово. Богдан Матвеевич, проезжая возле дома, пообещал себе, что остаток дня проведёт с родными.
Храм во имя Святой Троицы был невелик, но уютен и весьма хорошо освещен светом, падающим из высоко расположенных окон. Редкой особенностью этой церкви были стеновые росписи, выполненные в несколько слоёв уже известным в Москве изуграфом Ушаковым со своими учениками, над которыми они трудились несколько лет.
Слух об окончании работ в первую очередь достиг кружка «ревнителей благочестия», и почти все они поспешили увидеть творения славного изуграфа первыми из москвичей. Вонифатьев, Неронов, Ртищев, Аввакум и еще несколько неизвестных Хитрово священников в молчании созерцали, пожалуй, главную в храме роспись Ушакова «Брак в Кане Галилейской». Сам изуграф молча стоял в стороне от зрителей и заметно волновался, зная, что от мнения близких к государю людей зависит многое.