– Я постараюсь. – Стелла улыбнулась.
– Ну, тогда я пошел?
– Иди.
Он уже сделал шаг к порогу, когда она снова поймала его за рукав пальто.
– Подожди! – заговорила быстрым шепотом. – Чуть не забыла!
Она выхватила из рук Власа трость, крутнула рукоять и вытащила из трости длинный острый штырь, отдаленно похожий на шпагу.
– Ого! – Влас восторженно присвистнул. – А я думал, трость бутафорская.
– Она и есть бутафорская, я просто попросила, чтобы шпагу заточили.
– Кого попросила?
– Не важно. Это надежный человек, он не предаст. Вы не сможете пронести в усадьбу оружие, но, как я поняла из ваших рассказов, убить вурдалака можно, проткнув ему сердце. Этим можно проткнуть? – Подушечкой указательного пальца она потрогала острие импровизированной пики.
– Этим можно! – Влас не удержался, снова прижал Стеллу к себе, поцеловал.
Да, вот так ему повезло! Вот такую роскошную женщину он может целовать!
Мысли о том, что этот поцелуй запросто может стать прощальным, он от себя старательно гнал.
На сей раз сон занес его в другой дом. Тоже старый, тоже заброшенный, с заколоченными окнами, облупившимися стенами и почерневшей от грязи лепниной. Этот дом был гулкий, холодный и неуютный. Из этого дома ушло даже эхо. Митяй бесцельно бродил по его пустым комнатам – никаких анфилад! – и злился на самого себя. Злился, потому что это был не тот сон, в который он рвался всем сердцем. Этот его не интересовал. Этот отвлекал его от куда более важного. Отвлекал до тех пор, пока он не услышал стон. Стон тихий, едва различимый. Может быть потому, что его не поддерживало эхо. Может быть потому, что у той, кто его издал, почти не осталось сил.
Надо было уйти. Вот просто толкнуть входную дверь и выйти вон. Сон был чужой, но правила были его. Он мог уйти, но вместо этого направился в глубь дома. Потому что дурак! Беспечный и любопытный без меры…
Все страшное и опасное выбирало для себя если не водонапорные башни, то подземелья. Митяй знал это наверняка, помнил по прошлой своей жизни и прошлым своим снам. Вот и это страшное и опасное выбрало подпол. Квадратная дыра в полу, крутая лестница, ведущая вниз. Спускаться по этой лестнице не хотелось, отчасти из-за страха, отчасти от омерзения. Ничего хорошего в подземелье быть не могло. Ни для него, ни для той, на чей почти безмолвный стон он явился.
– Мои правила, – сказал Митяй сердитым шепотом и шагнул к лестнице.
Внизу горел желтый свет керосинки. Света этого едва хватало, чтобы разглядеть то, что происходило в подвале. Но все же хватало. К сожалению… К ужасу…
Лидию он узнал не сразу. Наверное, потому, что никогда не видел ее с распущенными волосами. Раньше не видел, а теперь вот… увидел. Волосы эти, наверняка, когда-то красивые, может быть, даже роскошные, сейчас слиплись от пота и крови. Они занавешивали половину лица Лидии. Рядом с ней стоял Вольф. Он был голый по пояс, наверное, чтобы не испачкать форму в крови. Кровью в подвале пахло так сильно, что Митяя замутило. Сначала его замутило от запаха, а потом от всего остального.
Вольф обернулся, словно почувствовал его присутствие. Обернулся, обвел подвал яростным, невидящим взглядом, оскалился. У него были клыки. Белые и длинные – упыриные! А на шее у Лидии были следы от укусов.