Она сначала отступила, попятилась, кажется, готовая упасть, а потом с яростным криком бросилась вперед. Защищать и спасать своего не-человека. Нет, своего любимого мужчину!
Влас тоже ринулся! Это был их общий бой и их общий долг. И плевать, что они всего лишь люди, что силы неравны! Не стоять же истуканами, когда убивают твоих лучших друзей!
Сева мчался к Танюшке. Соня – к Митяю. Неразумные дети, как-то внезапно переставшие быть детьми.
А вокруг воронки черными тенями вились красноглазые псы. Один из них бросился к Танюшке, на бегу оскалившись, отбиваясь от чего-то невидимого. Второй, сам почти невидимый, положил черепушку на грудь Митяю, то ли защищая, то ли возвращая к жизни. Кто разберет этих призрачных псов?
Оставался третий. У третьего был план. Убийственно страшный план. Если мертвое вообще может умереть. Третий пер буром мимо обессилевших, но полных решимости Грини и Стеллы, сквозь плотное облако из земли и красных искр – прямо на упыря.
Наверное, все происходило быстро. Наверное, все происходило в том самом потоке, про который рассказывал Гриня, но Влас видел! Он в малейших деталях видел все, что случилось на этом пятачке спекшейся земли. Видел, как похожий на хлыст хвост Горыныча сбил с ног и отшвырнул с пути сначала Гриню, потом Стеллу. Видел, как замер фон Клейст, как испуганно закопошились красные искры в его глазницах, как клацнули челюсти в попытке изобразить усмешку. А потом Горыныч прыгнул, прямо через вспыхнувшее алым облако на грудь упырю. Его черная шерсть тоже вспыхнула. Яростно завыли два остальных пса, истошно закричала Танюшка пытаясь вырваться из объятий Севы. А фон Клейст под натиском упавшего на него пылающего зверя уже летел в черную воронку.
Его полные муки и ненависти крики были слышны еще очень долго. И столб черного дыма валил из воронки тоже еще очень долго. А потом все звуки оборвались. Словно кто-то огромный и невидимый накинул меховую шапку на этот многострадальный клочок земли. Или это просто у Власа заложило уши? Как после взрывной волны.
К краю воронки они двинулись, не сговариваясь, поддерживая друг друга, не давая упасть, соскользнуть вниз по ее оплавившимся краям. На дне не было ничего. Ни тела, ни костей. Упырь сгорел дотла. Подумалось вдруг некстати, что даже черепушки не осталось для его коллекции.
Горыныч тоже ушел. Ведь не может сгореть тот, кто даже умереть не может?
Беззвучно плакала Танюшка, обнимая одной рукой Севу, а второй черного пса, прижимаясь лбом к призрачной черепушке Костяной башки. Гриня и Лидия склонились над очнувшимся Митяем. Склонились так низко, что распущенные волосы Лидии щекотали Гринину щеку. Этим двоим есть о чем поговорить. И разговор будет нелегким. Он просто не может быть легким после такого! Но начало положено. Вот эта одна на двоих тревога за лежащего на земле пацана уже стирала выросшую между ними стену. Кирпичик за кирпичиком… А пацан улыбался зареванной Соне. Бодро так улыбался, нахально. Этот не пропадет нигде и ни при каких обстоятельствах. Этот уже прошел и огонь и воду, и медные трубы.
На плечо легла ладонь, острые когти легонько царапнули кожу, дурманно запахло Стеллиным духами.
– Кажется, я переоценила свои силы. – Ее голос звучал слабо, но все равно достаточно бодро. – Так что ты там говорил про зайца?..
Влас усмехнулся. В этому сумасшедшем мире ему и женщина досталась с сумасшедшинкой.
– Прямо сейчас? – спросил он, глядя в ясные Стеллины глаза. Красные искры в них вспыхнули лишь на мгновение.
– Полдня еще, наверное, смогу потерпеть, а потом пойду на охоту.
Она поцеловала его в кончик носа. Хотелось думать, что это потому, что стеснялась целовать прилюдно, а не из-за голода. Ничего, они потом со всем разберутся.
Наверное, голос Стеллы проделал-таки дыры в меховой шапке безмолвия, потому что теперь в мир снова вернулись краски и звуки.
Темный пес умирал на руках у Танюшки. Иле не умирал, а всего лишь прощался? Теперь у него было одна обычная голова и две костяные. Но красный свет горел лишь в глазах одной из трех. Только она тихо поскуливала и щурилась от ласковых Танюшкиных прикосновений. А потом свет окончательно погас, по черной шкуре зверя пробежала дрожь. И все закончилось. Горыныч исполнил то, ради чего пришел в этот мир. Он защитил свою хозяйку и теперь мог вернуться к себе домой. Где бы ни был этот дом.
Хоронить Горыныча не пришлось. Земля все сделала за них, забрала Трехглавого точно так же, как забрала убитую им нежить. Власу хотелось думать, что для Горыныча она будет пухом, а для упыря камнем, бетонной плитой, сквозь которую не пробиться во веки вечные.
Когда макушки сосен позолотили первые лучи солнца, все было закончено. Влас обвел взглядом свой маленький отряд: и людей, и не совсем людей, подумал, что на самом деле для многих их них все только начинается…