Мысли о шляпе на несколько мгновений отвлекли его от главного, едва не вышибли из потока, но Григорию удалось удержаться. Он уже начинал понимать, как это работает, и как с этим управляться. Управляться пока получалось не шибко хорошо, но очень скоро у него все получится. Только бы найти девочек. Только бы с ними ничего не случилось, потому что по всему выходило, что ночь им предстояло встретить в лесу. Про существование его схрона на дне оврага они не знали. В сгоревшей дотла деревне им делать нечего, а в лесу опасно. Зверья развелось всякого, что двуногого, что четырехлапого. И Власу с парнями придется этой ночью обойтись без него. Не успеет он вернуться до заката. Нет, вернуться успеет, но только, если будет один. А одному ему никак нельзя. Он первый себе не простит.
Первой неладное почувствовала Соня.
– Что-то мне неспокойно, Лида. – Соня стояла посреди лесной полянки, прижимала к груди букетик первоцветов. У Лиды был такой же букетик – совершенно бесполезный, но такой прекрасный, пахнущий весной и надеждой.
Ответить Лида ничего не успела, ее голос заглушила автоматная очередь. Соня вздрогнула, смертельно побледнела.
– Это в отряде? – спросила испуганно.
Лида молча кивнула, потянулась к девочке, чтобы взять ее за руку, но не успела.
– Это в отряде! – Соня сорвалась с места. – Лида, там что-то случилось!
Она уже и сама понимала, что случилось. Случилось что-то страшное и непоправимое. Собачий лай тому лучшее доказательство. В отряде не было собак. И без лишней надобности никто не палил из автоматов.
Соня мчалась вперед, перепрыгивая с кочки на кочку. Соня не хотела ничего слышать. Пришлось догонять. Лида поймала ее за рукав уже у старых елей, отделявших отряд от болота. Поймала, дернула на себя, заставляя остановиться, а потом и вовсе упасть на землю.
– Тихо! – сказала так, что Соня как-то враз перестала вырываться. – Молчи…
Они лежали на холодной, еще не согретой апрельским солнцем земле и смотрели в прореху между еловыми лапами. Видно было плохо, только самый край лагеря и поросшая мхом крыша лазарета. Зато звуки делались все громче и все тревожнее. Крики, собачий лай, гортанная немецкая речь, выстрелы…
– Надо что-то делать, – прошептала Соня. Она лежала так близко, что Лида чувствовала на щеке тепло ее дыхания. – Их надо спасать.
Как? Этот вопрос Лида задавала не Соне, а себе самой. Что они могут сейчас противопоставить отряду карателей? У них нет при себе даже оружия. Если только этот перочинный нож, с которым она не расставалась даже ночью. Но что такое нож против автоматов? Что могут сделать две девчонки против целого отряда карателей? Только одно Лида знала точно – высовываться сейчас никак нельзя. Никому не помогут, погибнут сами. Оставалось как-то объяснить это Соне.
– Там тетя Шура, там Зосимович… – В голосе Сони слышались невыплаканные слезы пополам с ужасом и решимостью. Решимость пугала особенно. Едва ли не сильнее осознания того, что помочь они никому не смогут.
Соня уже вставала с земли, когда Лида с силой дернула ее за рукав.
– Не смей! – сказала она зло. Не потому, что злилась, а потому, что пыталась таким образом заглушить накатывающий страх. – Ты им сейчас не поможешь, а сама погибнешь.
– Ну и пусть… – Соня попыталась вырваться, но Лида держала крепко. – Я хотя бы попытаюсь!
Что она попытается? Попытается попасть под пули? Если умрет сразу, можно считать, что ей повезло. А если попадет в плен? Что эта девочка знает про плен? Ничего! И задача Лиды сделать так, чтобы никогда не узнала. Если придется, она будет удерживать Соню силой. На это ее силы хватит, потому что она точно знает, что бывает с теми, кто попадает в плен к фашистам. Объяснить можно было бы словами, можно было бы даже показать Соне свою спину. Никому Лида ее не показывала и сама старалась не смотреть на свое отражение в зеркале, но чтобы остановить… Вот только нет времени. Ни секунды лишнего времени у них нет. Ни на разговоры, ни на уговоры.
Наверное, если бы пришлось, она бы Соню ударила. Она знала, куда можно ударить, чтобы отключить, но не убить человека. Хватало на то ее медицинских навыков. Да и в подполье кое-чему научили.
Не пришлось бить и останавливать. Огромный пес прорвался в их укрытие до того, как они с Соней приняли решение, каждая свое собственное. Пес молча бросился на поднимающуюся с земли Соню, сшиб ее с ног, зарычал. Соню спасло пальто и воротник. И от собачьих когтей спасло, и от клыков. А дальше пришла в себя Лида. Ни о чем не думая, не осознавая до конца, что делает, она схватила пса за загривок, дернула на себя, отвлекая от Сони. Отвлечь получилось, устоять на ногах – нет. Пес вцепился ей в ногу, повыше голенища, сжал челюсти до хруста. Лида тоже сжала, чтобы не закричать от боли, чтобы не выдать себя и Соню. А пес уже рвался к ее горлу, она видела ярость в его черных глазах, чувствовала его смрадное дыхание. Капли собачьей слюны капали ей на лицо.
ebooksa