Князь Голицын

— И что же ты не понял?

— Понимаете, если развитие миров завязано на различии исторических данных, то там я вроде бы как был. А если я здесь появлюсь в одна тысяча восемьсот восемьдесят втором году, что-то же должно произойти с вашим миром?

— Нет, Петр, все совсем не так. Там ты должен не появиться, а прожить жизнь. Видимо право на жизнь у тебя настолько спорное, что был только один вариант для этого. И его осуществила твоя мать. Ты своим решением все начал разрушать. Сам подумай, кто надоумил твою матушку обучать тебя в столь раннем возрасте? При условии, что дворяне в девятнадцатом веке своими детьми не занимались, совсем не занимались. Или вот еще почти невероятное действие. Каким образом казак взялся за твое обучение? Твоя мать приказать ему не могла. Да и ему покинуть станицу не так-то просто. Он ведь к служивому сословию приписан. А тут взял и ушел со службы, это ведь натуральная самоволка. Или почему Вяземские стали помогать твоей матери, и приписали тебя к князьям Голицыным? Почему твой дед и родня Валуевы до сих пор молчат и никак не обозначат своего отношения к твоему рождению? А твою матушку между прочим в семье Валуевых очень любили. Что кометы нашептали? Я думаю, что точно нашептали. С нашим же миром все по-другому. Родился ты или нет, значения не имеет. Главное условие, что о тебе не знают. Вот и протащило тебя через двести лет к нам. Значит опубликование знаний о твоем рождении в этом времени, уже значения не имеет. Как видишь все условия до сих пор сохраняются.

— Но мне действительно страшно даже думать о своем воскрешении!

— У тебя еще есть время. Нам тебя еще из струны выдавить надо. А там в одна тысяча восемьсот восемьдесят втором году ты и примешь решение. Думаю с разговорами пора заканчивать. Беседы беседовать можно до бесконечности.

— Тогда поехали, скомандовал Нафаня и добавил: — Нам обязательно надо справиться.

— В добрый путь.

— Ну вот и все Петр, мы на месте. И твои мучения закончились, но память о них я тебе увы удалить не смогу. Да даже если бы и смог, то не стал бы. Пришла пора решать. Жизнь, или перерождение.

— Я боюсь, и не хочу.

— Если боишься, то тебя что-то здесь держит. Что?

— Матушку жалко. Но если останусь она столько не проживет, сколько в вашей истории.

— Сколько бы она не прожила, она проживет счастливо рядом с тобой.

— Боюсь что это не так. Это же история нашей параллели. Нет, не хочу! Я хочу уйти. Это мое твердое решение. Господи, пусть все будет, как в библии! Там так все красиво описано.

— Хорошо. Согласно твоему твердому решению, Петр Алексеевич Романов-Голицын, я обрываю твою линию жизни. Удачного тебе посмертия. Прощай.

— Прощайте, — в голосе Петра послышалось непередаваемое облегчение и радость.

— Что?! Это еще что такое! Ага, сейчас, так я и позволил! Не дождетесь, отцепись! Отцепись тебе говорю. Я ведь и повторно тебя оборвать могу!

Темнота….