Острова богов
Боль в челюсти подсказывает, что я слишком сильно сжала зубы.
– Надеюсь, ты согласишься показать мне, как ты это делаешь. – Он говорит словно между прочим, при этом ослепительно улыбается, а потом запрокидывает голову, чтобы посмотреть на успокоившиеся паруса. Огарки свечей на алтаре вспыхивают все одновременно – так духи реагируют на его появление.
– Селли, ну же. – Я слышу Ренсу, но поворачиваюсь и смотрю на причал. Получится ли у меня оттолкнуться и совершить этот опасный прыжок? Сбежать с «Лизабетт» от капитана, команды и этого неизвестно откуда появившегося парня?
Но корабль уже начинает медленное движение. Я не могу его бросить – неизвестно, что сделает Ренса. Папа простил бы мне побег на «Фрее», но никогда не простит то, что я готова была сделать – покинуть в важную минуту родной корабль. Ренсе удалось заманить меня в единственную ловушку, которую она могла расставить, чтобы помешать мне сбежать. Она была уверена, что я не оставлю «Лизабетт», учитывая, как сложен будет ее выход из порта в этих условиях.
Сжимаю зубы, чтобы не чувствовать боль, от которой глаза жжет все сильнее. Ее можно унять, только позволив пролиться слезам, но я этого не допущу. Я сдаюсь и направляюсь мимо капитанского мостика к навигационным огням. Внезапно на плечо мне ложится рука.
– Пойдем без ходовых огней, – говорит Ренса, и слова едва слышны из-за шелеста оживших парусов над нашими головами.
Холод бежит по позвоночнику, когда я поворачиваюсь и смотрю ей в лицо. Но почему? Мы же не контрабандисты.
– Тебя могут лишить за это лицензии, – шепотом произношу я. – Что это значит? Во что ты нас втягиваешь?
– Таков приказ, – смягчившись, объясняет Ренса. – Кроме того, нам хорошо заплатят. Поверь, девочка, твой отец сделал бы так же.
Парни из экипажа спускаются с мачт. Паруса еще зарифлены[8], уменьшенной скорости нам пока достаточно, ведь надо идти медленно и максимально бесшумно, пока не окажемся в открытом море. Проблема лишь в том, что суда моего отца никогда не покидали порт, словно воры в ночи. Мы гордо выходили под флагом Алинора и штандартом Уокера – гербом нашей семьи.
– У тебя самый острый глаз из всех, – продолжает Ренса. – Ступай на нос и отправляй мне вести через Конора. Выведи нас в море, потом поговорим.
Выбора у меня нет. «Лизабетт» скользит по воде, подгоняемая легким ветром. Позади остаются все корабли принца и таверны на берегу – мы покидаем Киркпул.
Деревянные доски палубы блестят от росы и холодят босые ноги. Я разворачиваюсь и бегу вперед мимо Кайри, парня из города, трапа и мачт. Если уж надо выйти из порта, а мы уже выходим, я сделаю все, чтобы это прошло идеально.
«Лизабетт» гордо выплывает из гавани под удаляющиеся звуки граммофона, развлекающего гостей принца. Нарушая правила, мы покидаем притихший темный город.
ЛАСКИЯ. «Огранщица самоцветов». Порт-Наранда, Мелласея
Я иду по городу, улицы которого погружаются в вечернюю прохладу и суету; каблуки сапог ритмично цокают по булыжной мостовой. За спиной остаются кварталы, освещенные газом или электричеством. Уже меньше слышен звук автомобильных клаксонов, стук копыт лошадей и грохот колес разных транспортных средств.
Там, где я оказываюсь, значительно тише. Так было с далеких времен детства.
Впрочем, не обошлось и без перемен: в наши дни к Нью-стрит тянется очередь хорошо одетых людей, желающих попасть в клуб. Они жаждут забыть тревоги и заботы, отвлечься от разговоров на улицах Порт-Наранды и танцевать всю ночь напролет.
Вывеска «Огранщица самоцветов» освещает значительную часть пространства. На многих домах есть лампы – одна или две, – чтобы проще было разглядеть название улицы, но наш – исключение. Как всегда, Руби пытается выделиться, будто говорит: