Острова богов

22
18
20
22
24
26
28
30

Девушка медленно наполняет бокал, я беру его и делаю глоток. Пузырьки лопаются на языке, покалывая, и оставляют вкус персиков, хотя сейчас не их сезон. Стараюсь думать не об унижении в связи с отказом, а об этой роскошной альтернативе.

Руби говорит, что всегда надо использовать представившийся шанс получить удовольствие, и она права. Уж нам с ней известно, что такое голод и каково выживать лишь благодаря милосердию людей. С той ужасной поры прошли годы, но я до сих пор утром просыпаюсь в одной позе, даже если засыпаю с разбросанными в стороны руками и ногами. Я открываю глаза и вижу, что лежу, прижавшись к стене с одной стороны кровати, чтобы маме и сестре было свободнее, хотя мы уже давно не спим втроем.

Некоторые вещи не меняются. Даже сейчас, в этом клубе, я и Руби остаемся девочками, которые стоят на берегу и провожают свою маму на север, в Нюсрэю.

– Вы приедете, как только я найду работу, – сказала она тогда Руби. Та кивнула и начала отдирать от мамы мои руки, а я рыдала и отказывалась ее отпускать. Наверное, уже тогда я чувствовала, что мы прощаемся навсегда.

Никому из персонала клуба Руби не известно, откуда мы и как смогли забраться на самый верх. Никому не известно и о том, что в здании клуба когда-то был доходный дом, а мы вдвоем жили в крошечной, самой дешевой комнатенке. Это наша тайна – одна из тысяч вещей, что удерживают нас рядом.

Иногда мне кажется, что я до конца дней останусь той девочкой, которая во все глаза смотрела, как Руби одевается вечером, готовясь уходить. Делает прическу и сует в рукав нож.

– Будь дома, – говорит она мне. – Не шуми. И знай, я сделаю все, что нужно.

И я оставалась и ждала, устроившись на полу сырой комнаты, которую мама сняла для нас перед отъездом, а потом в другой, под самой крышей – в нее мы перебрались, когда вышел срок оплаты. Иногда я уходила в Храм и несколько часов сидела там в последнем ряду. Макеан был богом, загнанным в рамки судьбы, которую он не выбирал, и зеленые сестры говорили, что ему нужна наша вера, чтобы получить свободу.

Теперь все здание, в углу которого мы ютились в детстве, принадлежит Руби. Но мы обе до сих пор помним и никогда не забудем, каково это – подскакивать от каждого шороха, опасаясь, что сейчас у нас все отберут. Мы поклялись, что подобного в нашей жизни больше не случится.

Руби строила свою империю, приложив всю силу и упорство. Она никогда не останавливалась, никогда не колебалась. Большинство людей не обладает и долей этих качеств.

Я сейчас старше, чем она была, начиная дело, но она все еще не считает меня взрослой.

Мне, как и нашему богу, нужна вера. Это укрепит меня, сотрет клеймо вечной младшей сестры – ее младшей сестры.

И вот я подаю идею, которая заставит обратить внимание на мои слова, приглядеться и увидеть, что я выросла.

Макеан – бог игры и риска, и с его помощью я начну сегодня вечером самую важную партию в жизни.

Делаю глоток из бокала, слизываю с губ сахар.

Сегодня сестра впустит меня в свой мир.

Я очень этого жду.

Через полчаса у двери появляется Джуд. Он выглядит так, словно Дазриэль вытащил его из канавы: черные волосы всклокочены, на темной щеке запекшаяся кровь. Один из охранников поворачивается и заглядывает внутрь помещения. Перехватив его взгляд, я качаю головой. Он выталкивает Джуда обратно, тот недовольно хмурится, но все же уходит.

Я обхожу стойку, ставлю пустой бокал и улыбаюсь девушке-бармену, давая понять, что ни вина, ни чего-то другого не требуется. Путь мой лежит дальше за перегородку, в кухню. Я вздрагиваю от резкого контраста приглушенного освещения и тишины клуба с ярким светом, грохотом кастрюль, шумом рабочего помещения. Не говоря уже об окриках шефа из Фонтеска и его помощников.

Я пробираюсь вперед ко второму выходу из здания, который ведет в грязный и неприглядный переулок, где ждет Джуд. Он стоит, скрестив руки на груди, и сердито смотрит исподлобья. Позади стоит Дазриэль. Его мускулистые руки сложены, видны магические рисунки, а выражение покрытого шрамами лица, как всегда, безучастное. Порой я задаюсь вопросом: что, интересно, должно произойти, чтобы это выражение поменялось?