Мы молчим и разглядываем приближающийся берег. Вот я уже вижу пирсы, которые описывала Селли, – сверху это место походило бы на раскидистое дерево. Его ветви тянутся вдоль стен крепости у гавани, их пересекают тонкие, предназначенные для судов поменьше. Их здесь десятки разных, кажется, со всего мира.
Сам город представляет собой нагромождение высоких зданий – прямоугольников и квадратов. Они, кажется, борются за место на единственной местности без скал на многие мили. Мне всегда хотелось здесь побывать, посмотреть, что общего с Алинором и что отличается. Хотелось увидеть яркое освещение города. Говорят, после наступления темноты он переливается огнями. Хотелось прогуляться по улицам и зайти в клуб. Меня бы никто не узнал, это стало бы веселым приключением. Теперь от того, узнает ли меня кто-то, зависит не успех вечера, а жизнь. Селли права, здесь враждебное мне место, все здесь представляет для меня угрозу.
Селли вытягивает руку и указывает на самый конец тонкой «ветки».
– Пришвартуемся там, если получится. Киган, убрать парус. Леандер, можешь попросить духов воды помочь?
– Надо перестать называть его по имени. – Киган встает на ноги, берет нож и готовится перерезать веревку, которой прикреплен к веслу парус.
– И как мне его называть?
– Максим, – сразу отзываюсь я. – Это мое второе имя и, кстати, любимое.
Она вскидывает бровь.
– И у тебя их много?
– Леандер Максим Дарелион Ансельм Сэм… – начинаю я, и она меня прерывает.
– Ладно, Максим.
– А лучше вообще никак к нему не обращаться, – продолжает Киган. – Если мы будем часто обращать на него внимание, другие будут делать то же. Он ведь никто, простой моряк.
– Столько лет ожиданий, и ты все же сказал это. – Коротко ему улыбаюсь лишь для того, чтобы подавить волну страха, поднявшуюся при одной мысли, что будет, если меня узнают. – Впрочем, я не уверен, что план хорош. В том смысле, что в это никто не поверит. Какой я моряк, ведь я так красив. Невозможно представить, что на это не обратят внимания.
– А я могу, – говорит Селли, а Киган тихо усмехается.
Он справляется, наконец, с веревкой, ткань паруса местами рвется, бьется о дерево скамьи весло, и сама лодка начинает раскачиваться.
Мы медленно скользим по водной глади к пирсу. Мачты кораблей вокруг тянутся ввысь. Их корпуса расположены близко друг к другу, они похожи на животных в загоне, смотрящих на нас из темноты.
Отрываю пуговицу рубахи и бросаю в воду – это мое приношение духам. Потом закрываю глаза и мысленно обращаюсь к ним, показываю, куда им надо направить лодку. Почти невозможно в этой ситуации найти для них элемент игры, ужас и чувство вины терзают душу, к горлу поступает тошнота.
Только я несу ответственность за каждого, лежащего сейчас в воде у обломков кораблей, за то, что сидящим напротив людям пришлось рисковать жизнями, за угрозу войны и все, что она сотворит с людьми и землями. Я виноват в том, что не совершил жертвоприношение в нужное время, в этом случае Макеан и не помышлял бы об освобождении и войне. Алинор был бы непобедим.
А надо было лишь взойти на корабль, добраться до Храма, сделать надрез на ладони и пролить на жертвенник немного крови. Это заняло бы совсем мало времени.
Через минуту нос лодки мягко ударяется об один из столбов на причале. Селли берет веревку, делает петлю и накидывает на него, потом привязывает к чему-то на носу «Крошки Лизабетт». Наша лодка покачивается и медленно отходит назад, но волны прилива толкают ее обратно.