Ревелль

Суровое лицо дяди Вольфа застыло:

– Кто еще?

– Джеймисон.

Колетт ахнула от ужаса, и я взяла ее за руку:

– Он пошел за Тристой.

– Будь там внутри даже дюжина, время на исходе. – Пожарный нахмурился. – Мне жаль. Самое большее, что мы можем сделать, – это потушить все очаги горения снаружи, чтобы не заполыхал целый квартал. Но ваш шатер обрушится с минуты на минуту.

У меня помутилось в голове, перехватило дыхание.

– Нет!

Колетт ринулась к шатру, но дядя Вольф схватил ее за руку:

– Я не отпущу тебя на смерть ради…

– Ради Хроноса? Будь там Ревелли, ты бы не дал им погибнуть.

– Наверняка их уже нет в живых. – Дядя Вольф крепче стиснул руку дочери. – Мне очень жаль.

Нет в живых.

Мир покачнулся. Глаза заволокло тьмой. Пожарный подхватил меня, не позволив упасть.

Джеймисон погиб? Не может быть. Мы еще столько всего не сказали друг другу, столько не сделали.

«Ты не бессильна. Помни об этом».

Родные потащили нас с Колетт прочь, кричали, звали доктора Страттори, но я не слышала их голосов. Не видела, как горит мой дом. Я поскребла по дну своей маленькой чернильницы, отыскивая там последние крохи сил. Грудь пылала, голова раскалывалась…

Вокруг меня зажглись светонити. Боль, горе, печаль, Ревеллей окружала синяя аура, темная, словно ядовитый дым. Я попыталась отгородиться от их страданий. Доктор Страттори, бледная как пепел, что-то кричала мне в лицо, но я не слышала ни слова. Смотрела мимо нее, не сводила глаз с полыхающего Большого шатра, выискивала две светонити – те, что должны быть внутри.

И нашла только одну. Искреннюю, хорошо знакомую. Ее золотистый цвет потемнел от боли.

Он готов сдаться.