– Вот и хорошо, – сказала Колетт. – Признайся ей в своих чувствах. Может, сумеешь растопить стену льда, которая разделяет нас.
– Дьюи сможет позаботиться о ней. – Эта истина легла мне на плечи невыносимой тяжестью. Возможно, в эту минуту Дьюи укутывает ее кашемировым одеялом, а слабость его отравленных дымом легких уже взял на себя кто-то другой. – Он сможет обеспечить всех вас. А у меня не хватит драгоценных камней даже на утреннюю газету.
Колетт махнула рукой:
– Нам, Ревеллям, не так уж много надо. Кроме того, Дьюи ей совсем не нравится. Он для нее… клиент, я бы так его назвала.
– Скорее, работодатель, – поправила Милли.
– Вот именно. Работодатель.
На самом деле все было еще хуже. Теперь, когда Большой шатер разрушен, вся их жизнь зависела от щедрости Дьюи – и от того, изберут ли его завтра мэром.
– А разве это важно?
– Еще как важно! – Колетт воинственно вскинула голову. – Если бы каждый, кто платит за общение с нами, предъявлял на нас какие-то права, мы бы стали пустыми оболочками без души и сердца.
Дверь распахнулась, впустив порыв ветра.
Лакс. Много ли она услышала?
Она вошла на негнущихся ногах, с губами, сжатыми от боли. Волосы все еще растрепаны, трико порвано, длинные ноги исполосованы все той же смертоносной сажей, какая засела в легких у Тристы. На лице играли едва заметные отблески свечей.
– А вот и ты! – Милли повисла у нее на шее.
В объятиях сестры с Лакс слетела горделивая маска, и стало ясно, что она вот-вот упадет от изнеможения. Ей пришлось очень многое пережить.
И она до сих пор держала Дьюи под контролем своих чар.
– Как Триста? – спросила Лакс, стараясь не встречаться со мной взглядом.
– Не дает нам расслабиться. – Даже обернувшись к сестре, Колетт ни на миг не выпустила руку Тристы. – А ты, кажется, того и гляди снова упадешь в обморок. Садись.
– Ничего, скоро отдохну.
– Где будешь ночевать? Если что, здесь в амбаре всегда тебе рады, правда, Джеймисон? – Милли с озорной улыбкой ткнула меня локтем в бок.
Лакс не видела, как я зарделся, она старалась не смотреть в мою сторону.