– Дядя Вольф пытается разместить как можно больше наших в сиротском приюте. А остальным Дьюи разрешил переночевать в зимнем театре.
– Какая щедрость, – ровным тоном произнесла Колетт. – Спать на полу.
– Уж лучше, чем на улице.
Колетт выгнула бровь:
– Неужели он и свою звездочку уложит спать туда? Что-то не верится.
– Вообще-то… Я останусь у него. – Лакс внимательно разглядывала трещинку в полу, а пепельно-бледные щеки заливались пунцовым румянцем.
Молчание. Даже ветер перестал свистеть сквозь щели амбара.
Разумеется, он придумал, как обернуть ситуацию в свою пользу и привязать ее к себе еще крепче. Так уж испокон веков было заведено на Шармане: Эффижены и Ревелли бедствовали, эдвардианцы наблюдали, Страттори стояли в стороне, а Хроносы процветали.
Колетт прищурилась:
– Неужели ты на это пойдешь?
– Колетт, здесь не материк. Тут никому нет дела до приличий.
– Я не о приличиях. А о том, чтобы остаться со своими родными.
– Тебе надо отдохнуть! – воскликнула Милли. – Во время пожара ты потеряла сознание и потом даже не показалась целительнице. Ты должна остаться с нами.
Лакс переминалась с ноги на ногу:
– У Дьюи тоже выдался нелегкий день.
Колетт сложила руки на груди:
– Ах, бедный Дьюи! Может, это у него, старого перечника, дом сгорел дотла? Или это его подруга чуть не погибла от рук собственной семейки?
– Его семейка покушалась и на него тоже. – Лакс ущипнула себя за переносицу. – Он сильно надышался дымом.
– Не сомневаюсь, что за него уже страдает кто-то другой. Какой-нибудь бедолага, согласившийся за деньги взять себе больные легкие.
Они впились глазами друг в друга. Две упрямые девчонки из семейства Ревелль, и каждая старалась уберечь другую от бед.