— Тьма темная, как и следовало ожидать, — важно заметил Мерлин.
— Да, совершенно непроницаемая. Но я уверена, что мы не зря наколдовали…
— Разумеется. Тренировка была полезна.
— Ты думаешь, эта тьма теперь везде?
— Где-то она кончается. Не существует бесконечности. Все рано или поздно заканчивается.
Я крепко зажмурилась, пытаясь избавиться от давящей темноты перед глазами.
— Странно, — заметил Мерлин, — но я больше не вижу тех цветных вспышек, молний и искр.
— Мфррр… — пробормотала я, не открывая глаз. — Дрянь неведомая. Вот мое ведьмовское мнение.
— Смотри, Матильда, — прошептал Мерлин, — она проясняется.
И я посмотрела.
Генгема и Бастинда увлеченно били посуду на кухне. Бабуля подняла над головой тяжелую супницу и обрушила ее на пол. Белые осколки разлетелись в стороны, точно лавина.
— Мало, — сказала матушка, озирая внушительную гору осколков.
— Те чашки с розочками, мне никогда особо не нравились. Подарок моей третьей свекрови. Как знала, что пригодятся.
Чашки сами попрыгали с полки вниз.
Разгром, который творился в хижине, смахивал на следствие сильнейшего помешательства, но ба и ма действовали с тонким расчетом.
— Видишь, — у меня в ухе зазвенел голос Мерлина, — ничего интересного ведьмы не делают.
— По-твоему, они решили избавиться от старой посуды?
— Может, и так. Не знаю, какие у них привычки. Может, это старая ведьмовская традиция. Раз в тридцать лет накануне кукурузной луны бить все, что попадется под руку.
— Кукурузная луна уже прошла, — ответила я.
— Ну, не кукурузной. У вас каждая луна носит какое-то поэтичное название.