Фаня взглянула на супруга и с улыбкой людоеда добавила:
– А когда начнется шторм, я надеюсь, тебя смоет за борт первой же волной.
– На этот случай нужно обязательно взять с собой свисток. Говорят свист отпугивает акул.
– Нет, дорогой, свист им подсказывает, где находится обед. Но свисток захвати, он и мне облегчит поиски, если ты потеряешься.
Хомячков еще хотел было что–то предложить взять с собой, но жена легким движением руки, отправила его на диван и единолично стал готовиться к предстоящему путешествию.
Дни перед отпуском, как и сам перелет в Сочи, прошли более–менее спокойно, если не считать, что в самолете Хомячков наотрез отказался садиться, говоря, что сидячие места лишь для пожилых и инвалидов. Когда же, наконец, Фаня доходчиво попросила его сесть в кресло и пристегнула Хому ремнем, он обратил внимание стюардессы на то, что в салоне нет табличек типа «Выдерни шнур, выдави стекло» или «При аварии разбить стекло молотком». На что девушка ответила, что при аварии стекла, как и все остальное, разбиваются сами.
Когда самолет взлетел, Фаня не надолго отлучилась в туалет, а Хомячков тем временем позвал стюардессу и начал расспрашивать ее о том, что: «Не превышает ли скорость летчик? Есть ли вероятность остановки нашего самолета воздушным ГИБДД? И как может пилот находить дорогу, если за все это время не встретился ни один указатель направления?», но тут вернулась супруга, и Хома счел за благо немного подремать.
Проснулся он, когда самолет пошел на посадку. Через полчаса они уже стояли у здания аэровокзала в очереди к такси, а еще через час входили в здание дома отдыха.
– Вот это фикусы! – восхитился Хомячков, разглядывая стоящие в холе пальмы.
– Пошли, ботаник, – потащила его за руку Фаня, в выделенную для них комнату.
Побросав сумки, Хомячковы первым делом пошли на пляж.
– Дорогая, красота–то какая! – восхищенно проговорил Хома, любуясь пестротой купальников и плавок, от обилия которых нельзя было различить какого цвета песок.
– Ой, смотри, море! Пошли скорей! – воскликнул он, но, сделав пару шагов вперед, Хомячков поскользнулся на чьем–то животе и угодил головой в песок, а пинок сзади предал ему ту позу, в которую обычно становятся страусы, когда чего–то бояться.
– Ты чего выставил всем на показ свое второе я? – спросила Фаня, выдернув его из песка, словно морковку с грядки.
– Скользко очень! Понатираются всякими мазями, приличному человеку даже ступить некуда, – оправдывался Хома, вытряхивая песок из ушей.
Аккуратно, чтобы снова на кого–нибудь не наступить, они стали пробираться к морю. Благополучно миновав лежбище отдыхающих, Хомячковы вышли в полосу прибоя. Увидев надвигавшуюся на них волну, Хома издал воинственный крик «И–их!» и бросился ей на встречу, но видимо его вид так напугал ее, что волна, не закончив своего бега, шарахнулась обратно, а Хомячков снова вспахал носом песчаное дно. Он бросился во вторую волну, но результат был тот же.
– Что–то сегодня море не приветливое, – сделал Хома вывод, выплевывая ракушки.
– А оно незнакомых мужчин к себе не подпускает, – сказала Фаня и смело направилась к воде, но набежавшая волна подхватила ее и отбросила назад на Хомячкова.
– Незнакомых женщин оно, видно, тоже недолюбливает, – простонал Хома, пытаясь выбраться из–под жены.
– На сегодня морских ванн достаточно, – решила жена, – Пошли в дом отдыха ужинать и спать.