– Черт, у меня крыша едет!
– Что?
Тина как раз развернула очередной образчик эпистолярного жанра позапрошлого века. Судя по содержанию, писала гувернантка богатого дворянского дома своей подруге, – из подмосковного имения в Москву. Сообщала сплетни и пересуды, передавала слухи и делилась собственными переживаниями. Скука! К тому же выцветшие от времени чернила весьма затрудняли чтение.
Только привычка доводить порученное дело до конца заставила Тину развернуть последнее в перевязанной ленточкой пачке письмо и углубиться в его содержание.
«Дорогая Марго,
Хотела уже не писать тебе, зная, что вы все с кузиной Полторацкой уезжаете в Баден на воды. Но случившееся столь необыкновенно, что я ушла после чая к себе в комнату и не смогла сомкнуть глаз. Ворочаясь с боку на бок без сна, почувствовала, что начинает разыгрываться моя обычная мигрень. Я открыла окно в сад, но это не помогло.
Тогда я решила написать тебе обо всем, облегчив тем самым воспаленный ум, переполненный впечатлениями. Вообрази, я сижу за своим венским бюро, в открытое окно врывается свежесть и благоухание сада. Рядом со мною – свеча и флакончик с нюхательной солью. Помнишь, мне его Софи Вадковская прислала из Ниццы?
Впрочем, не буду отвлекаться. Боже, как я скучаю по нашему московскому дому, а более всего по весенним талым сумеркам, лиловым бульварам истуку копыт по мостовым. Ах, я опять ухожу мыслями в сторону!
Так вот, несколько дней тому наша барышня Баскакова вела себя несносно. После полудня приехали гости: Кавелины, Левашевы со всем семейством, еще кое-кто – ты их, душа моя, не знаешь, – и, конечно, Мишель. Потом еще явился старый князь Лопухин, забавный до невозможности. Он, знаешь ли, масон. Ужасно весело! Привык там в ложах разыгрывать всякую чепуху... И вот, вообрази себе, принялся всех пугать эдакими причудами, что будто бы он ощущает присутствие духа зла. Это было решительно смешно!
Он так подействовал на наших молоденьких барышень, что одной сделалось дурно. Тут, как всегда, началась суета, бестолковая беготня горничных, крики, ахи да охи, причитание приживалок – словом, ты сама знаешь эту дремучую манеру окружать себя всякими отвратительными нищими, карлами и прочее... Как-то чудом, посреди всей этой кутерьмы девица пришла в себя и рассказала, что видела в окно... смерть.
Все принялись ее расспрашивать, допытываться, а наша милейшая барышня только смеялась! И довела бедную девицу до слез. Это скорее жестоко, нежели развязно. Мишель старался урезонить барышню, да не тут-то было! Ему тоже досталось всякого пренебрежения, которого она раньше никогда себе не позволяла выказывать.
Скоро поспел обед, и все отправились к столу, накрытому в новой зале. Прекрасные кушанья и напитки несколько разрядили атмосферу. Завязались непринужденные беседы, обсуждалась предстоящая большая охота с гончими, на которую обещали взять барышень, будущий бал, которыйбудет давать генерал Левашев по случаю совершеннолетия своей дочери, и другое.
Ты помнишь, дорогая Марго, что дом у моих хозяев очень хорошего вкуса, благодаря стараниям бабушки Баскаковой. Двери все красного дерева, мраморные камины, много зеркал в золоченых рамах, гардины и обивка – все выписано из-за границы. В обеденной зале – ореховая мебель, повсюду канделябры и ковры, голландские портреты и мягкие кресла. А окна высоченные – и выходят в сад. Мы сидели как раз напротив окон... И вдруг в разгар обеда другая уже барышня падает в обморок. Ну, тут уж все смешалось... все повскакали, несколько богемских бокалов разбили, крики, визги... Барышня твердит, будто бы ее через окно сглазили!
Слыханное ли дело? Мы потом обсуждали и грешили на князя Лопухина, что это он-де устроил свои масонские штучки, дабы прибавить себе весу в обществе. Но настроение было испорчено. Некоторые засобирались домой, а нашу барышню это очень взбесило. Ей, видите ли, хотелось танцевать, – а тут общество расстраивается! Мишель, конечно, кинулся ее успокаивать, развлекать, но она еще больше рассердилась. И заявила, что ежели гости разъедутся, то она все равно не позволит испортить праздник из-за какой-то несуразицы.
И пообещала всем, что после обеда покажет нечто необыкновенное, такое, чего они еще не видывали. Мужчины, очень заинтригованные, как всегда, пошли в курительную и велели туда подать хересу, а молодежь стала играть в фанты. Кое-кто уехал восвояси, но многие гости остались...
Я вышла на балкон, подышать немного воздухом, и увидела Мишеля. Ты знаешь, что им не залюбоваться нельзя, такой он стройный, молодцеватый, – блестящий, одним словом. И как ему идет военный мундир! Просто глаз не отвести. Только вид его был совсем не радостный. Он прохаживался вдоль тополиной аллеи и как будто все высматривал кого-то. Все оглядывался, останавливался, прислушивался. Я подумала, он барышню ждет. Она часто его дурила – велит прийти на свидание, а сама не явится. Что за дикая манера!
Вскорости начали мазурку играть, и я вернулась в зал. И тут... вообрази, дорогая Марго, наша барышня учудила-таки, – явилась на танцы в маскарадном костюме! Что за костюм, точно не скажу, – но определенно дикий. Обернулась какой-то красной парчой – до неприличия просто, бедра, ноги – все обтянула и за спину длинным хвостом забросила. Волосы у нее пышные, черные, как ночь, по плечам распущены, глаза жгучие, смоляные, губы алые, пухлые, и над губой эдакий персидский пушок. Все кавалеры так и застыли с разинутыми ртами. Они бы за этот пушок над ее губой пострелялись бы все, передрались бы, если бы хоть какую-то надежду могли иметь.
Но самое интересное, что при ее фигуре, при явной чувственной страстности барышня наша очень холодна всегда. Не знаю, естественно это у нее или притворство, но только, кроме Мишеля, она никогда ни на кого и не глянула.
Тут уже ночь в разгаре, все свечи зажжены, люстры пылают, – и она стоит посередине залы, а в ушах горят рубиновые серьги: единственное украшение, но какое! Я прямо рот открыла. И не думай, что только я, – все! Даже генеральша Левашева, которая без пуда брильянтов из дома не выезжает.
Что тебе еще сказать? Мишель пригласил ее на мазурку, потом на вальс, – все начали танцевать, веселиться, как будто не дворянское общество, а... не знаю, какое слово подобрать, но все это было до крайности смешно, отчасти даже неприлично. Как будто бы безумие на всех нашло.