Второй шанс: Истинная для Хранителя

— Да кто ты такая, чтобы мне указывать? — отчим Дайны замахивается на меня рукой в меховой рукавице.

Я уворачиваюсь от удара так быстро, что не успеваю этого осознать. Как будто моё тело действует само, повинуясь доведённому до автоматизма навыку.

Клуб пламени, такой же алый, как моя ярость, возникает между нами. От него даже сыплются искры. Мой противник отступает на шаг. Я смотрю ему в глаза. А потом начинаю гонять огненный шар вокруг его шеи. Я не отвожу взгляд и вижу, как его глаза становятся трезвыми. А потом в них появляется страх.

— Тронешь её хоть пальцем — выжгу с корнями твоё мужское достоинство! — медленно и чётко произношу я.

Он начинает кивать. Часто и мелко. Потом падает на колени. Падаль…

Я поворачиваюсь и шагаю к костру. Смешиваюсь с толпой и пляшу до самого утра. Под разудалую музыку и залихватские песни о солнце, длинном дне и богатом урожае.

Я возвращаюсь в дом, когда уже рассвело. И обнаруживаю Ужика, свернувшегося колечком на кухонной лавке.

— С праздником тебя! — произносит он. — С хорошшшим поворотом!

Весь остаток зимы я тренируюсь в магии и занимаюсь рукоделием. Я даже сваляла себе тёплые тапочки из шерсти, что стояла в мешке в углу сарая. А потом расшила их красивым орнаментом. Вот что бы я делала здесь, если бы в той прежней жизни не посещала множество мастер-классов по творчеству и ремёслам?

Дайна прибегает совсем редко. И рассказывает, что отчим её больше не лапает и даже шпынять за мнимое безделье почти перестал. Мы повторяем буквы и цифры, выписывая их угольками прямо на печке.

А когда не остаётся места, я запускаю крошечный вихрь, который собирает угольную пыль и вылетает в печную трубу. Моя маленькая гостья смотрит на это и звонко смеётся.

Всё было бы хорошо, если бы не сны, через которые я вновь и вновь проникаю в память злополучной Яры. Из них потихоньку вырисовывается всё более страшная картина.

Я, наконец, узнаю, кто такой этот Двуединый.

-И вселятся праведники в сады, насажденные для них от начала мира! — вещает высокий худой человек с огненным, да нет, скорее испепеляющим взором, одетый в чёрную с золотом мантию. — Щедр Двуединый к тем, кто хранит его слово сам и несёт другим! Живут они в мраморных дворцах, и ходят в одеждах из драгоценного шёлка! Едят и пьют они на золоте, и даже отхожие сосуды у них из серебра! Когда же устанут они от наслаждений, ждёт их другая услада — садятся они у окон в преисподнюю и взирают намученияневерных инечестивцев!

Вот не могу я этого понять, — размышляю я, втихаря переминаясь с ноги на ногу от холода в зале. — Ну что приятного на такое смотреть?

Тут я полностью согласна с прежней хозяйкой моего тела. Неужели действительно можно получать удовольствие от таких вещей?

С каждым сном я всё больше погружаюсь в её жуткую реальность.

Сегодня я целый день вспоминаю мой потерянный рай. Даже плакала уже. Эрин заметила, пришлось её как следует за волосы оттаскать.

Видели бы мама с папой, какой я теперь стала. Если они правда могутсмотреть из загробного мира, они там, наверное, плачут о моей погибшей душе.

Они меня учили всех жалеть, помогать слабым, говорить только правду. Мама всегда нищих кормила. И одевала их детей в мою старую одежду. А у меня были игрушки и даже две книжки. Папа меня ещё в пять лет читать научил.