Когда-то это было болотом. Оно так бы и осталось никому не нужным болотом, но двести лет назад князь Изяслав IV загорелся идеей, что человек должен покорить небесный океан. Его неустанные труды не пропали даром — княжество первым начало строить дирижабли, а на юго-востоке Новгорода на месте бывшего болота появился огромный воздушный порт Примша. В память о подвиге князя благодарные потомки воздвигли ему памятник, названный «Покорителю небес», который установили прямо перед въездом в воздушный порт.
Именно в таком ключе нам рассказывали это в старшей школе на уроке истории княжества. Однако пока мы ехали, Алина к слову поведала немного отличающуюся версию — я не помнил точно даты правления Изяслава, но как оказалось, Алина нашего небесного героя застать успела, так что историю с покорением небес помнила, как очевидец.
Суть её рассказа была такова: при Изяславе Новгород активно расширялся, и на юго-востоке упёрся в болото Примша. Болото практически в черте города со всеми сопутствующими прелестями было явно не к месту, но осушение и выторфовка четырёх с половиной квадратных вёрст[17] требовало очень приличных денег. Проблема усугублялась тем, что эта территория непосредственно примыкала к пойменным землям, которые периодически затапливались Ильмень-озером. В общем, ценность земли была невысокой, и на какую-то окупаемость дорогостоящего осушения никто даже не надеялся. И как раз в то самое время, пока князь вместе с градским советом чесали затылки и думали, что же делать с этим злополучным болотом, в Империи началась постройка первых грузопассажирских дирижаблей. Глядя на успехи имперцев, в княжестве тоже появились энтузиасты, которые организовали паевое общество коммерческого воздухоплавания. В коммерческих перспективах дирижаблей многие сомневались, однако общество всё же сумело собрать достаточно денег и обратилось к князю с просьбой о выделении земли под воздушный порт. Князь Изяслав, который резал подмётки на ходу не хуже нашего Яромира, мгновенно оценил перспективы и вложился в общество пятидесятипроцентным паем в виде четырёх с половиной квадратных вёрст земли. Справедливости ради надо заметить, что княжество провело полную подготовку земли под строительство за свой счёт, но тем не менее, прибыль от порта с лихвой перекрыла все расходы на осушение ещё при жизни Изяслава.
Разумеется, никакого первенства в области воздухоплавания у нашего княжества даже близко не было — как раз наоборот, мы занялись этим в числе последних. Но благодаря развитой артефакторике Новгород довольно быстро занял лидирующие позиции, а дирижабли новгородского производства стали считаться бесспорно лучшими, хотя и несколько дороговатыми.
Памятник Изяславу, который мы как раз в этот момент проезжали, воздвиг его наследник совместно с градским советом. Бронзовый Изяслав в лётной куртке и шлеме левой рукой держался за штурвал, а правую приложил ко лбу козырьком. Взгляд его был направлен в небо, предположительно уже покорённое. По чести говоря, заслуги в развитии воздухоплавания у него действительно имелись, но с моей точки зрения, памятник был слишком уж пафосным — особенно учитывая слова Алины, что сам Изяслав на дирижаблях никогда не летал, а небо покорял исключительно из своего кабинета. Что же касается тех энтузиастов, чьими стараниями мы и вырвались на первое место, то их именам места в истории не нашлось. Впрочем, так ведь оно всегда и бывает, что все заслуги приписываются начальству. Князь Изяслав хотя бы внёс какой-то вклад, а так-то чаще награждают вообще непричастных.
— Приехали, вылезайте, — скомандовала Гана, зарулив на стоянку.
— Могли бы и получше машину найти, — недовольно сказала Ленка, выбираясь из тарантаса и непроизвольно потирая пострадавшее от вылезшей пружины место.
— Мы семья небогатая, дочка, — нравоучительно сказала Гана. — Денежки нам тяжёлым трудом достаются, а сейчас мы к тому же копим тебе на лётное училище. Ты у нас будешь штурманом, гордостью семьи.
О, у нас всё-таки начала вырисовываться какая-то легенда разведчика.
— А я кем буду? — полюбопытствовал я.
— А ты так и останешься механиком, разве только сможешь до старшего механика дослужиться, — мстительно заявила Гана. — Тебя в высшее учебное заведение не примут, ты по уровню интеллекта не проходишь. Ладно, дети, давайте искать наше судно.
Мы завертели головами, обозревая уходящие вдаль ряды причальных мачт, к большинству из которых были пришвартованы самые разные дирижабли — от крохотных курьеров до пузатых пятисотластовых[18] чудовищ.
— Мы замучаемся по этому полю бегать, — выразил я общее мнение. — Надо искать кого-нибудь, кто знает, где тут что.
— Сейчас спросим, — бодро откликнулась Гана. — Вон как раз местный идёт. Уважаемый! Не подскажете, где тут стоит «Красота Фрейи»?
— Чего? — недоумевающе переспросил тот.
— Ну дирижабль. «Красота Фрейи» называется.
— А, сиськи, — в глазах собеседника отразилось понимание.
— Что? — совершенно растерялась Гана.
— Вот смотрите по восьмой линии, — начал объяснять абориген, — первым стоит рязанский «Небесный быстроход», на следующей мачте «Юнгфраукус[19]» из Зальцбурга, а сразу за ним как раз ваши сиськи и стоят. Вон у них корма выглядывает, голубая с зелёной линией.
Выдав эту исчерпывающую информацию, он потерял к нам всяческий интерес и деловым шагом двинулся дальше. Мы проводили его взглядами, а затем дружно посмотрели на выглядывающий кусок кормы с зелёной линией.