Или больше всего такие Фео жаждут любви от тех, кто не даст ее никогда? Дороже всегда невозможное?
— Роман мог бы еще жить да жить. — Алые блики на измученном горем лице лишь подчеркивают глубокие морщины. И пепельно-серый цвет. — Он умер совсем молодым.
— Да, почти как мои родители. Как когда-то Зордесы. Как умерли бы я, Зоя и Евгений — если бы твой Роман выжил.
Еще тогда не выжили бы Константин и Мария, но их бывшая нянька и без того считает мертвыми. А врага разубеждать не стоит. Любого.
И каким видит сейчас лицо императрицы Феодора — в таких же бликах? Зловещим?
Глухая ночь, горящий камин, одинокая свеча, странный разговор. Они обе потеряли всё.
Нет, у Юлианы есть еще Вики. И такая мелкая безделица, как императорская власть.
А у Феодоры — только ее вечная боль и темная тень. Фео была доброй, а тень — жуткая. Так и тянется длинными, скрюченными пальцами. Вики бы испугалась. Хорошо, что ее здесь нет.
Пусть о девочке заботятся другие няньки. Не то… кто знает, на что способен потерявший всё? Рядом с дочерью злейшего врага. Есть такие прекрасные при жизни цветы — если их сжечь дотла, выгоревший пепел становится смертельным ядом.
У Юлианы подобного довольно — в перстнях. Она нашла их все — после исчезновения Евгения. Просто до этого не искала. А теперь вдруг вновь понадобятся?
Но разве виновен живой, прекрасный цветок, что его сожгли?
— Да, кстати, и мать самого Романа тоже умерла молодой. У нас в семье это традиция.
И Юлиана запросто ее разделит. Как только ошибется. Слишком давно живет взаймы. Евгений спас будущую жену дважды — в детстве и потом, когда оставил в живых. Но рано или поздно скупая судьба предъявляет полновесный счет за всё. С живодерскими процентами. Жаль, не только виновным. А вот им порой — поздновато. Для жертв.
Как похитители пробрались в тщательно охраняемый дворец? Не мог ли им кое-кто подсказать… тот, кто знал здесь каждую лазейку?
Нет. Даже если и так — обозленная, осиротевшая нянька никогда не была ведьмой. И стать ею не могла — даже от самого жестокого горя. А без Черной Змеиной Силы ничего бы у похитителей Виктории не вышло.
— Роман остался совсем один. — Черная тень Фео дрожит над угасающим камином, тень прозрачной слезы — на поблекших ресницах. Слезы кормятся горем, а пламя брошено на произвол судьбы. Некому подбросить дров. Когда Феодора уйдет, Юлиана наконец отправится спать. — Он лишился даже матери. Бедный принц был просто одиноким, непонятым мальчишкой. Ему просто не хватало любви и понимания.
— У него были твои любовь и понимание. И защита родного отца. Тот им гордился. Души не чаял.
— Вы сами знаете, что за человеком был покойный император Борис Второй, — не опустила глаз и нянька. — Его любовь была не менее страшна, чем его ненависть.
— Да. И, благодаря ей, я тоже лишилась матери. А с ней вместе и всего остального. Мы все — все дети императорской семьи — лишились в детстве матерей. Такие уж мы везучие. Но у Романа была ты, а у остальных — лишь мы сами.
— Я? Всего лишь нянька. Прислуга. Не знатная дама. Даже вообще не дворянка.