Равнодушно-равнодушно. Кто это? Старшая горничная? Старшая
— Пощадите!
Какой вообще был смысл кричать о девственности — если тут насилуют каждую ночь? Невинных девиц просто уже не осталось. Не то что в королевском дворце — во всём мрачном, запуганном городе.
Элен жалко обвисла в чужих тисках, и ее понесли. В шесть железных рук. Седьмая и восьмая заботливо поддерживают голову. С белоснежными лентами и тщательной прической.
Горько-соленый вкус вечных слез.
Нет. Не вечных. Они прекратятся вместе с жизнью.
Болтаются золоченые сандалии. Разгоняют воздух. Удушающий аромат роз.
А дышать им Элен скоро не придется. И уже ничем.
В Вальданэ было так много ярких и скромных цветов. Любых. Даже зимой — в оранжерее. Неужели когда-то они так нравились Элените? Так хотелось, чтобы их дарил Виктор — охапками!
Подзвездный мир будет жить и радоваться дальше. Год за годом, век за веком. А вот от Элен Контэ не останется и памяти.
Почему она не ушла в монастырь? Кармэн выбрала бы хороший. Сейчас Эленита молилась бы где-нибудь…
Жила бы.
Этот жуткий зал она уже видела прежде. Как и аспидный алтарь. И не только в ночных кошмарах.
Только не смотреть на засохшую кровь! Ее вымыли не всю — осталась в потаенных уголках ржавых желобов. Запеклась.
За что Элен такое острое зрение?
Крик застыл в заледеневшей груди. Всё равно бесполезно.
Эленита в жизни лишалась чувств раз пять. Но сейчас не получилось. Слишком жутко. Будто обморок остался за гранью жизни — вместе с охрипшим голосом.
В другие двери — в соседней стене — волокут еще кого-то. Дикий рывок, девичий крик, площадная ругань. Отчаянная пленница почти вырвалась. Только «почти» — это слишком мало. Везде. А уж в Мэндской Бездне…
Впрочем, Элен не суметь и так. Она — слабее. И трусливее. И боится — до сих пор! — что ее еще и изобьют.
Будто важно, что случится перед смертью? Из этого смертного зала Элените уже не выбраться.