– Я поеду, – сказал Степанов. – От этого Лайкова надо жить подальше.
– Разбивай здесь стан, – велел Палецкий стрелецкому десятнику. – А я с отказчиком и Степановым пойду за Майну.
Выехав на другой берег реки, Палецкий бросил поводья. Конь остановился, пожевал удилами и, медленно ступая, пошёл, круто забирая вправо, в травяное поле. Степанов направил своего коня в другую сторону, а Говоров поехал следом за Палецким, Ему, старому отказчику помещичьих угодий, не впервой приходилось видеть, как поселенцы, увидев свою землю, приходят в лихорадочное возбуждение, словно нашли сундук с золотом. Вот и Палецкий ехал по своей земле, чувствуя, как его переполняет безграничный восторг от всего, что он видел вокруг. Это широкое и ровное поле, обильно поросшее медоносными травами, эта дубрава, эта берёзовая роща, этот пойменный луг – всё это может, дай он знак подьячему, перейти в его владение, стать собственностью его рода. Но шляхтич не стал торопиться с решением столь важного дела. Он проехал поле вдоль и поперёк, несколько раз сходил с коня и раскапывал землю, каждый раз убеждаясь, что это чернозём, а не глина, как в оставленном полоцком поместье. Обратил внимание Палецкий и на то, что здесь имеется небольшая впадина и ручей, значит, можно будет поставить свою мельницу. Прельстило шляхтича и то, что невдалеке от его владений имелся преобширный чёрный лес, а на усадьбу, крестьянские избы и прочие постройки требовалось немалое число брёвен.
Подьячий Говоров лежал в траве и, лениво хрумкая сухарём, разглядывал кучевые облака, которые стали наливаться предгрозовой синью. Услышав конский топ, он поднялся на ноги. Подъехал Палецкий и, не сходя с коня, объявил:
– Пиши, Говоров, отказную грамоту на эту землю.
– Куда спешить, – сказал подьячий. – Написать недолго, да ты погуляй вокруг, может, что ещё приглянется.
– Нет, беру эту землю! – заявил Палецкий. – Лучше не бывает!
– Смотри не передумай, – проворчал Говоров, забираясь на своего коня. – В другой раз писать не буду. У меня и бумаги и чернил только на одну грамоту.
– Экая незадача, – усмехнулся шляхтич. – На это дело у меня золотой всегда найдётся.
– Тогда поехали! – повеселел подьячий. – Вон, зришь горелый дуб, от него и начнём, вешка приметная, ещё лет сто простоит.
Между дубравой и берёзовой рощей, на краю выбранного шляхтичем поля стоял громадный дуб, вернее, чёрный обгорелый остов от дерева. Возле него Палецкий и Говоров на малое время остановились. Подьячий зажмурил левый глаз, прицелился правым и промолвил:
– Начнём, благославясь!
И тронул коня в сторону рощи. Шляхтич двинулся за ним следом. Проехав немного, он заволновался:
– Стой, Говоров! Как же ты землю меришь?
– А ты на моего коня гляди, шляхтич, – рассмеялся подьячий. – Конь у меня, как и я сам, дошлый отказчик. Как головой махнёт, так есть пять сажен.
– Не может того быть! – изумился Палецкий.
– Не ты первый в сомнении, – сказал Говоров. – Я на спор этим конём не один штоф вина выпил.
– Значит, всё ладно будет? – спросил шляхтич.
– Об этом не горюй, – сказал подьячий. – Земля – не сукно в торговом ряду, я мерю её не в натяг, а слабину даю. Будешь доволен.
Не успели обойти всю землю, как на взмыленном коне примчался Лайков и заторопил отказчика на выбранную им землю.